А мне же семью надо кормить…
– У тебя их, кажется, целых три? – продемонстрировал осведомленность Фрост.
Ротман скривился:
– Ой-ой-ой! Какой борец за нравственность отыскался! Ты меня, Корнюша, не стыди! Я этого, знаешь, не люблю. Все мои, и все на мне. Ни от кого не отказываюсь.
– Слушай, Роман, прекрати! Я не об этом сейчас. Извини. Не бери в голову! – Он протянул руку, и Ротман тут же убрал руки со стола; он явно не собирался принимать рукопожатие.
– Ну-ну. Прощаю. Что еще?
– Давай меж собой договоримся, как разделить это все, – как ни в чем не бывало, продолжил Корней.
Ротман поднял брови:
– Ты чего? С дуба рухнул? Ты чего делить собрался? Мою станцию? А вот хрен тебе по всей морде! – и Ротман сделал неприличный жест рукой, отмерив половину длины руки, до локтя.
Фрост хотел вспылить, но взял себя в руки. Он знал и много раз страдал от того, что Роман Ротман был настоящим трамвайным хамом и мог обругать кого угодно. Сейчас было не время ссориться. Можно отомстить по-другому и в другое время. Корней, как, впрочем, и сам Ротман, прекрасно отработал такие приемы – и не раз. Они натравливали друг на друга и налоговиков, и ментов, и бандитов и, в конечном счете, отмазывались, пусть и неся существенные денежные издержки. Таковы были законы этого мира.
Сейчас можно было изменить кое-какие условия, и, что главное, с очень значительной выгодой для себя. Но разговор за диетическим столом не клеился, и Фросту пришлось даже прибегать к наглядному примеру:
– Ты видел эту новую программу с этим… адвокатом Павловым?
– Это «На троих», что ли?
– Ну да, «Треугольник мнений». Так даже непримиримые политики и то у него договариваются. Зюганов, Жириновский, Митрохин. Видел?
Ротман высокомерно хмыкнул:
– Ну, видел! Так то ж политики, все они – беспринципные клоуны, а мы – благородное купечество. У нас принципы есть.
– Тем более, Рома, – не отступал Фрост, – наш принцип: «Живи сам и дай жить другим!» Так ведь?
– Вроде того. Только мне твои принципы, товарищ Фрост, до одного места!
Фрост закусил губу.
– Почему же?
– Что-то ты слишком ласково поешь, Корней, – издевательски ухмыльнулся Ротман, – уж не ты ли Шлица… того… заказал? А? Может, с повинной? Чистосердечное признание, знаешь, смягчает наказание. Ха-ха-ха!
Ротман заржал, и Фрост вспыхнул и еще крепче стиснул зубы. Поссориться и расстаться на такой ноте стало бы непростительной стратегической ошибкой. Нужно было отбить эти хамские нападки. Корней улыбнулся и тоже засмеялся:
– Ха-ха-ха. Рома, ты в своем репертуаре. Только, знаешь, мне как-то вспомнилась тут одна история. Когда у тебя были скачки твои? «Романтик-дерби»? Месяца полтора назад?
– Ну, где-то так. Даже два, – еще не понимая подвоха, подтвердил Роман. Он отличался не
