год не знала обновлений, была вставлена в свои дверные проёмы и выглядела скорбно и грустно. Постояв прислушавшись к подъездной тишине, сыщик негромко постучал. Стук по дереву отозвался молчанием и выдержанной паузой. Но вскоре, медленное шарканье по длинному, деревянному коридору старых тапочек, отдалось за дверью усталой походкой пожилого человека. Ворчание и кашель выдавали недовольство и нежелание общаться с неожиданными гостями.
– Кого там чёрт несёт? Никакого покоя… Замок щёлкнул и расслабился давая возможность проникнуть сквозняку в приоткрытую дверь.
– Извините, из милиции, – начал Оленев своё оправдание.
– Да мне, хоть от Господа Бога… Перед ним стояла небольшого роста старушка, её седые, длинные волосы беспорядочно разбросанные по сторонам застывшие на месте, закрывали маленькое, сморщенное лицо. Полусогнутая, она медленно развернулась и зашуршала коротким шагом в дальнюю угловую комнату.
– Если тебе к глухим, то это сюда, – не останавливаясь, она медленно подняла правую руку указывая на дверь выкрашенную в серо – бледный цвет. Кнопочка звонка нажатая не по одному разу сыщиком, не произвела никакого звучания.
– Не работает что ли? – не успел подумать он, как дверь неожиданно распахнулась, демонстрируя очертания небольшой, жилой комнаты, достопримечательность которой была далека до роскоши и состоятельности проживающих здесь людей.
– Извините, я из милиции, – Оленев привычным жестом раскрыл удостоверение сотрудника. Перед ним стояла измождённая буднями «высохшая» ничего не выражающая эмоциями – женщина. Её печальные глаза смотрели на него с вниманием и осторожностью, вглядываясь в дорожки записей раскрытого милицейского документа. Быстрый жест её рук, показываемый пальцами на уши, позволил понять Оленеву, что его собеседница – глухонемая.
– Как же будем мы теперь общаться? – недоумевал он, с интересом разглядывая её внимательные, серые глаза. Выражение взгляда, чувств, мимики гармонично передавалось объяснениями её рук, что – то на своём, лишь только ей понятном языке. Оленев стоял наблюдая за необычным общением, пытаясь вникнуть в смысл своеобразной разговорной речи. Неожиданно осенившая его мысль, позволила ему более предметно перейти на способ двухстороннего понятия. Достав из «папки» лист бумаги, он быстро записал, – Вы можете читать и писать? – Утвердительно кивнув, она вновь с неподдельным вниманием и любопытством взглянула на него. Заданные вопросы на листе отразили лишь след в объяснениях, не ведущих к раскрытию семейной трагедии, но обозначили смысл зарождения её глубины. Было понятно, что в семье кроме Юлии ещё двое малолетних сыновей и муж – Глушковский Николай, работающий совместно с женой более десятка лет на шумных и тяжёлых токарных станках агрегатного производства. Семья занимала две небольшие комнаты с подселением в пятикомнатной квартире с одним
