что это не так. Хотя разговор велся по-французски, она быстро посмотрела на меня и постаралась сделать безучастное лицо. Интересно: значит, я была не единственной в этом доме, кто старался, чтобы Филипп не встречался со своим дядей.
Филипп довольно охотно подвинул скамейку к стулу Флоримона, и оба склонились над шахматной доской.
– Ну-ка посмотрим, – весело сказал Флоримон, – помнишь ли ты хотя бы некоторые правила, мой мальчик. По-моему, в последний раз, когда мы с тобой играли, ты сделал несколько неверных ходов, но в твоей концепции игры есть какая-то варварская оригинальность мысли и свежесть, которая имеет свои преимущества. Твой ход.
– Я уже сделал ход, пока вы говорили, – сдержанно сказал Филипп.
– Сделал ход, черт возьми? А, королевская пешка. Классический гамбит, мсье… а я иду вот этой пешкой. Вот так.
Филипп склонился над доской, нахмурившись, целиком поглощенный шахматами, а над ним возвышался Флоримон, раскинувшийся на стуле, рассыпающий сигарный пепел на лацканы изысканно сшитого пиджака. Он ласково и снисходительно смотрел сверху вниз на Филиппа, ни на минуту не прерывая поток своих довольно бессвязных речей, из которых мальчик, даже если бы он к ним прислушивался, едва понял бы треть.
Я сидела молча, наблюдая за ними, чувствуя глубокую симпатию к этому немолодому знаменитому парижанину, который, несмотря на постоянную занятость, нашел время для того, чтобы навестить мальчика, показать ему, что он не совсем одинок. Послушав его, можно было подумать, что главным занятием для него в прошлом было ждать, когда он еще раз сможет сыграть с Филиппом в шахматы.
Вдруг я заметила, что мадам де Вальми больше не вышивает. Ее руки праздно покоились на сложенном холсте, лежавшем на коленях. Я подумала, что мадам заинтересовалась игрой, но потом заметила, что она не глядит на доску. Ее глаза не отрывались от склоненной над шахматными фигурами головы мальчика. Должно быть, она глубоко задумалась о чем-то, потому что, когда мальчик неожиданно вскрикнул, сильно вздрогнула.
Он издал радостный возглас и ухватился за доску:
– Ваша королева! Королева! Regardez, monsieur![7] Я взял вашу королеву!
– Вижу, – безмятежно ответил Флоримон. – Но может быть, вы будете так любезны объяснить мне, Капабланка, какое новое правило позволяет продвигать эту фигуру через всю доску?
– Между ними на доске ничего не было, – объяснил Филипп.
– Не было, верно. Но фигура, которой ты пошел, старина, – слон или, иначе, епископ. Извини меня за мелочность, но есть правило, которое гласит, что епископ ходит только по диагонали. Ты можешь сказать «пустяки, нелепость», но таково правило, Филипп.
– Епископ? – переспросил мальчик, понявший, очевидно, только это слово.
– Те фигуры, что с остроконечной шапкой, – спокойно пояснил Флоримон, – называются слонами или епископами.
– О! – сказал Филипп. Подняв голову, он с улыбкой посмотрел на своего противника, нимало не обескураженный. – Я и забыл.
Смотрите, мсье!
