Они смогут избежать ошибок, которые в свое время допустила она.
И поэтому нет, мистер Слоан, я не сдамся. Только не теперь, когда цель уже так близка.
Эйва открыла дверь, вошла в квартиру и поставила саквояж на пол. В нос ей ударил насыщенный запах картофельного супа, и женщина увидела Тома и Мэри: они сидели за столом и ели.
– Добрый вечер. – Эйва закрыла дверь на засов и расстегнула пальто. – Вы ужинаете супом, который я приготовила?
Ее тринадцатилетняя сестра кивнула; плечи девочки были устало опущены.
– Он очень вкусный. Спасибо, Эйва.
Мэри работала отделочницей на швейной фабрике в Ладлоу. Ее задачей было вручную подправлять готовую продукцию, нанося последние штрихи. Хотя эта работа была монотонной и изматывающей, она, слава богу, не была опасной.
Пятнадцатилетний Том ничего не сказал – он продолжал сосредоточенно уплетать суп. Эйва понимала, что, скорее всего, он не обедал. Том работал на табачной фабрике в Ривингтоне, неподалеку от того места, где трудилась Мэри.
– А Сэм где?
– Он лежит, – ответила Мэри. – Говорит, что ему нездоровится.
Грудь Эйвы сдавило знакомым узлом дурного предчувствия. Сэм был болезненным ребенком. «Слабая кровь», – часто говорила о нем мать. Эйва понимала, что все это полный вздор, но, как бы там ни было, двенадцатилетний Сэм болел чаще остальных членов их семьи. Она была уверена, что его самочувствие улучшится, когда они уедут из Нью-Йорка и Сэм сможет как следует отдохнуть на свежем воздухе.
Она прошла к спальне мальчиков и постучала в дверь.
– Сэм, дорогой, это Эйва. Можно мне войти?
Послышался приглушенный кашель, и Сэм сказал:
– Да.
Комната была окутана темными тенями. Оставив дверь открытой, Эйва зажгла газовую лампу у постели брата. На кровати под одеялами лежала худенькая фигурка, дрожавшая, несмотря на то что в комнате было тепло.
– Что случилось, Сэм?
– Пришлось уйти с угла. Мне показалось, что я вот-вот потеряю сознание.
Эйва пощупала его лоб, убрав непослушные каштановые волосы.
– У тебя жар, ты весь горишь! Давно это с тобой?
– Со вчерашнего дня, – признался мальчик. – Прости меня, Эйва. Я вынужден был уйти, так и не распродав газеты…
Его голос дрогнул. Стоимость непроданных экземпляров вычиталась из жалованья. Издательства не принимали свой товар назад.
– О, об этом не беспокойся. Главное, чтобы ты выздоровел.
– Завтра я поправлюсь. Должен поправиться. Если я не выйду на угол, его займет кто-то другой.
Этот угол имел для Сэма очень большое значение, поскольку на оживленном перекрестке можно было продать сотню газет вместо десяти. И мальчик изо всех сил старался сохранить за собой это место недалеко от Бродвея и Визи-стрит.
– Ну
