интересно! – сказала Магда Васильевна.
Стали задавать вопросы.
Рудакова спросили, что побудило его стать писателем. И что означает название книги. При чем здесь кролики? И что он думает о современной литературе.
Спросили, какая книга лежит у него на рабочем столе. И какие три он взял бы на необитаемый остров.
Он сумел не зевнуть. Он решил: не иначе, каждую работницу библиотеки обязали задать хотя бы один вопрос. Скоро, впрочем, он убедился: иначе. Вопросы задают здесь не по обязанности, а по безотчетным побуждениям неясного свойства. Потому, наверное, что не хотят выходить на улицу, решил Рудаков. Он и сам не хотел.
Полная дама в брючном костюме спросила Рудакова о тайне современного человека. Она сказала:
– Мне кажется, у современного человека нет тайны. Поэтому про него не интересно ни писать, ни читать. А как думаете вы?
Рудаков думал по-разному. Человек сам тайна. Но что есть тайна? – думал Рудаков. И что человек? – предлагал всем подумать.
Рудакова спросили: да, что есть человек?
И чем современный человек отличается от вообще человека?
И еще: сколько просуществует человечество, спросили Рудакова.
И есть ли Бог, Рудакова спросили.
Есть ли, спросили его, ничего – в частности там, где ничего нет, и, если ничего все-таки есть, называя его «ничего» и тем самым внося в него содержание, не превращаем ли мы ничего в нечто?
– Вы пишете для взрослых, однако пренебрегаете матом. Почему в вашей книге совсем нет мата?
Этим обеспокоилась бальзаковского возраста леди в не по сезону темных очках.
– Должен быть? – спросил Рудаков.
– Нет, я не настаиваю на том, чтобы у вас на каждом шагу матюгались, но полное отсутствие мата бросается в глаза… или вы находите это естественным?
– Я не думал об этом, – пробормотал Рудаков, несколько сникнув.
Спор на тему мата ненадолго взбудоражил аудиторию; Рудаков угрюмо молчал.
– Видите, какие дискуссии вызывает ваша проза, – шепнула ему Магда Васильевна.
Речь зашла об абсурде. Отношение Рудакова к абсурду интересовало обладателя клетчатого пиджака, единственного, если не считать Рудакова, мужчину в этом помещении. Он называл имена великих абсурдистов, освященные мировой славой. Ощущает ли Рудаков свое место в определенном контексте?
– Нет, то есть да, то есть нет, – заговорил Рудаков с внезапной горячностью. – Я под абсурдом понимаю другое. Допускаю, что у меня умозрительные схемы, искусственные конструкции, игры ума, это не есть абсурд… Абсурд – это реальность, реальность, увиденная под определенным углом. Он здесь. Он повсюду. Все зависит от ракурса – как взглянуть. Любое событие может оказаться абсурдным… Вот, скажем, сегодняшний вечер – вроде все пристойно, правильно… А ведь это как посмотреть… Можно представить себе, кто-то напишет рассказ о нашей встрече, и она будет выглядеть крайне абсурдно.
– Разумеется, – сказала Магда Васильевна. – Если все
