и хозяином тела своего и хозяином души своей. Но тогда уж лучше мне не жить. И если мне будет не суждено стать хозяином на человеком, то лучше пусть меня тогда вообще не будет. Я и сам умру, и Ивана Иваныча за собой утяну. Поскольку не будет меня, то и он без надобности.
Я живу на Земле уже более Миллиарда лет. Я знаю о ней всё. Все секреты её мне известны, все тайны её мною разгаданы. Я был на Земле, ещё когда никого на ней не было. И я, по-вашему, должен отдать её? Кому? Тебе? – Фёдор Михайлович указал на одного из своих гостей, а именно на писателя. – Если ты хоть на мгновение уверуешь в это, я жизнь твою превращу в ад. Самый жуткий кошмар, какой ты можешь себе представить, покажется тебе доброй сказкой, рассказанной твоей мамой тебе на ночь в твоём розовом детстве. Это – моя Земля и помни об этом. Помни всегда и везде. Помни, когда спишь и когда бодрствуешь, помни, когда ешь и когда голодаешь, помни, когда тебе улыбается удача и когда ты испытываешь проблемы.
Я здесь хозяин. Я. Хочу даю, а хочу забираю. И сколько бы ты не просил Ивана Иваныча, Он тебе ничего не даст, пока Я этого не захочу. Восстань против Ивана Иваныча, – обратил Фёдор Михайлович внимание своё уже на другого своего гостя, на банкира, сидевшего на противоположной стороне стола, – и тебе ничего не грозит, потому что Иван Иваныч добрый и простит тебя. Но я – не добрый. Предательство не прощается. Но если ты восстал против меня, то знай, что ты совершил предательство, потому что всё, всё, что ты имеешь, дал тебе не Иван Иваныч, а Я. Деньги, славу, здоровье, хорошее настроение, красивых детей, шикарный дом, множество друзей. И за всё это ты предашь меня? И хочешь, чтобы я простил тебя?
Здесь Фёдор Михайлович сделал паузу и обвёл гостей суровым взглядом.
– Что дал тебе Он? – спросил Фёдор Михайлович, ни у кого-то конкретно, а у всех. – Посмотри на себя в зеркало. Ближе смотри. Ты нравишься себе? Смотри внимательно. Нравишься? Нет. Это не может нравиться. – На какое-то время Фёдор Михайлович замолчал. Минут двадцать он собирался с мыслями, всё так же стоя и держа перед собой фужер, до краёв наполненный коньяком. – Я не говорю о нищих, – более спокойно продолжил Фёдор Михайлович, – больных и бедных, наркоманах и проститутках. Этим меня благодарить не за что. Вот им я действительно ничего не дал. Но к ним у меня и претензий нет. Но ты, – обращался Фёдор Михайлович ко всем присутствующим, обводя их взглядом своим. – Кто дал тебе знания? Иван Иваныч? С какой стати? Зачем… Ему… их… тебе… давать? Для того, разве, чтобы ты сам в Нём же и усомнился? Кто дал тебе деньги? Иван Иваныч? Зачем Ему это надо? Разве что для того, чтобы к Нему же после смерти труднее попасть было? Кто дал тебе твою жену, самую прекрасную женщину на Земле, а тебе – твоего мужа, самого лучшего мужчину на Земле? Иван Иваныч? Ни в коем случае! Зачем ему это? Затем, чтобы ты любил или любила кого-то, но только не Ивана Иваныча? Кто дал тебе детей твоих? Он? Зачем
