любопытство, и он, бывало, украдкою наблюдал за ней. Отчего-то эта девочка внушала ему чувство, похожее на страх, и он никак не решался с нею заговорить. Однажды Мищенко заглянул ей через плечо, но ничего не сумел разобрать. На листе были нарисованы какие-то квадраты, причудливые значки и стрелки, связующие эти квадраты и значки, и понятные ей одной. Когда же он спрашивал об этом у ее бабки, становилось еще загадочней.
– Ничего, пускай, пускай, – заговорщицки покривив лицо и словно бы подмигивая, говорила Анастасия Павловна приглушенным голосом. – Пускай.
Девятнадцатого августа Мищенко возвращался из городской администрации, куда ходил клянчить деньги на ремонт музейной крыши, и увидел, как из автомобиля с московскими номерами выходят Витя Согдеев и Ольга Вирская, – хорошо знакомые ему люди, с которыми он учился в университете.
Они сразу его узнали, как будто обрадовались, и Согдеев, сжав руку Мищенко, долго ее не отпускал и приязненно встряхивал. С Ольгой Мищенко учился с самого начала, а два года из пяти и вовсе в одной группе. Она приехала в Москву откуда-то с севера, а Согдеев был сын крупного провинциального чиновника. Когда в начале перестройки чиновника взяли в столицу, Согдеев-младший последовал за отцом и перевелся на третий курс из ростовского педагогического института.
– А я тут, представляете, директор, – поспешно сообщил Мищенко, нелепо скривил лицо на манер Анастасии Павловны и провел по нему ладонью, как бы сам удивляясь такому обороту.
– А мы тут отдыхать, – ответил Согдеев ему в тон. Он закрыл дверцы автомобиля и поставил его на сигнализацию.
Мищенко мало что понимал в автомобилях, однако видел, что автомобиль модный, очень дорогой и совершенно новый. Несколько времени они втроем, улыбаясь, смотрели друг на друга, предвкушая продолжительное и приятное общение, но, по-видимому, не знали, с чего начать. Ольга была чуть выше Согдеева.
Насмотревшись, Мищенко повел их в музей. Внутри стояла прохладная тишина, и если бы не побелка стен и потолка, в помещениях царил бы настоящий сумрак. Согдеев рассеянно осмотрел первый зал, в остальные они заходить не стали.
– Ну, старик, – сказал Согдеев и картинно развел руками, – нет слов. – Но было все же заметно, что ему не хотелось бы оказаться на месте Мищенко и проводить свои дни у раскопа в обществе истуканов, называемых скульптурами, и в его голосе угадывалась снисходительность.
У Ольги, вероятно, тоже не было слов. С первой минуты встречи на ее губах застыла молчаливая улыбка, и значение этой улыбки оставалось неопределенным.
– Сколько такая стоит, интересно? – спросил Согдеев при виде гидрии, ни к кому, впрочем, не обращаясь, и шутливо блеснул глазами. Взгляд его упал на сильно увеличенную черно-белую фотографию какого-то фундамента, занимавшую простенок.
– Альтии, – прочитал Согдеев и, может быть, довольный тем, что правильно поставил ударение, он рассмеялся так, как будто только
