Разжигали большой костер, рядом с которым раскладывались охотничьи трофеи, возле которых выстраивали охотников. Каждый показывал свою добычу, после чего торжественно объявлялся король охоты. Надо ли говорить, что всегда им оказывался Леонид Ильич. Охота превращалась не просто в добычу мяса, а в азартное спортивное соревнование.
Конечно, услуга была: Леониду Ильичу выбирали надежную кабанью тропу; если же ставили на вышку, то рядом подкладывали подкормку, так что кабан выходил обязательно. Но в остальном подставок, или, как мы говорим, «туфты», не было: повторяю – Брежнев стрелял безупречно.
Меня всегда умиляли азарт и радость побед больших начальников. Иногда не понимаешь: догадываются ли они об особых условиях или о форе для них. Это относилось не только к Брежневу, самолюбие и тщеславие которого было легко усладить. Но ведь и Алексей Николаевич Косыгин, человек строгих нравов, не терпевший мишуры возле себя, тоже поддавался на подобные подарки. Мне рассказывали, как он лечился в Железноводске и с большим азартом играл там в бильярд. Самым большим мастером оказалась заведующая санаторной библиотекой, – которая выигрывала едва ли не у всех мужчин, местных и приезжих. Алексея Николаевича и все его высокое окружение она мастерски «заводила»: легко вела в счете до семи шаров, затем позволяла сравнять счет и на 7:7, в «равной игре», проигрывала. Если позволяла себе победить в одной партии, то проигрывала в двух следующих. Алексей Николаевич уходил довольный. Уезжая из санатория, он подарил часы директору санатория, главврачу и… заведующей библиотекой.
С одной стороны, смешно: игра в поддавки и – государственная благодарность за это. С другой – она тоже создавала ему замечательное настроение, влиявшее и на самочувствие, и на выздоровление. Разве это – не в масштабах страны?
В конце семидесятых здоровье Генерального секретаря ухудшилось. Поздравляя «с полем», он уже не пригублял рюмку. Уже во время стрельбы ослабевшие руки не прижимали плотно к плечу знаменитое ружье с оптическим прицелом. После выстрелов ружье давало отдачу назад, и ему прицелом разбивало лицо. Возвращался в Москву – разбиты в кровь то нос, то бровь, то лоб. Для врачей и медсестер, да и для нас потом – волынка, врачи старались как-то замазать, забелить раны. Он останавливался перед зеркалом, рассматривал себя и как-то по-детски жаловался неизвестно кому:
– Ну вот, опять. Как теперь с подбитым глазом на работу идти!
Врачи пытались запретить ему охотиться, отговаривали и мы. Однако он упрямо не желал лишать себя, может быть, последней в жизни радости.
Однажды, в первый день охоты на кабанов, он стрелял из машины и разбил себе бровь. На другой день стрелял с вышки и разбил переносицу. Обе раны – довольно тяжелые, в кровь. Самое неприятное, что буквально через день-два предстояла поездка в Прагу и Братиславу. Врачи долго возились с его лицом, во время всей поездки по нескольку раз в день замазывали раны.
Конец ознакомительного фрагмента.
