style="font-size:15px;"> – Зачем ты стоишь здесь? Если ты пришел, чтобы защищать нас, так пойди и убей его! – в голосах возбужденной толпы клокотала ярость. Эта ярость и вернула Петрония в жестокую реальность. Думая о Пилате, он пропустил момент, когда полсотни евреев собрались у его ног, раздирая на себе волосы и одежды.
– В чем вы обвиняете его? – из головы не выходил завтрак у наместника, и римлянин сказал – лишь бы сказать, даже не думая бежать куда-то и рубить кого-то. А вот арестовать… Петроний, зевая, прикрыл рот кулаком, глядя на небо. Было три часа.
– Он воскресил того, кто четыре дня как умер! – среди евреев прошла волна, больше похожая на легкую толчею. Люди посторонились, пропуская вперед человека с большим карманом на груди, из которого торчала книга. Это был тот самый левит, что день назад проходил через Вифанию вместе в коэном и двумя талмидами.
– О чем ты? – центурион поморщился. Он не любил, когда говорят загадками или притчами.
– Назарянин воскресил мертвеца. Я был там, видел и блевал, заливая свой эфод кишечной желчью, глядя на смердящего Лазаря. Его вид был ужасен, а запах непереносим, но он встал и пошел, и говорил, и, омывшись, возлег вместе со всеми, и ел, как все. Тот, кто его воскресил – не человек, ибо не дано сынам человеческим творить такое, и не пророк, ибо не дана пророкам такая сила. «Благословен Господь Бог, Бог Израилев, един творящий чудеса», – левит быстро обернулся в сторону храма и вновь повернулся к внимающей толпе. – Я не знаю, кто он, откуда, и чьим именем повелевает. Но такого не было со времен Моисея, и до Моисея не было таких времен. Пришло время поднимать и бросать камни: как отцы наши побивали пророков, так и мы побьем его, учеников его и Лазаря четверодневного202.
«Убей его», – понеслось со всех сторон. Толпа дрогнула и пришла в движение. Со всех сторон к Петронию потянулись руки. Дабы не быть стащенным за ноги, центурион попятился назад, одновременно вытаскивая меч с неимоверным желанием отсечь первую же руку, которая схватит его за поножи203.
Увидев обнаженный меч, люди зашевелилась, напирая на цоколь. Некоторые смельчаки, положив руки на камни, примеривались, как бы запрыгнуть с первого раза.
– Держать ряды, бить только щитами, – сквозь зубы произнес центурион. Улыбки побежали по лицам легионеров. Команда была понятна, мила сердцу и обещала небольшое развлечение.
– Хватай их за ноги… Тащи! – в толпе надавили, прижимая стоявших в первых рядах в колоннаде.
– Щиты на землю!
Щиты скользнули вдоль бедер и, глухо стукнувшись о плиты, отсекли доступ иудейских рук к ногам легионеров. Копья сменили положение с вертикального на горизонтальное, заставив евреев податься назад.
– Стойте! – раздался властный голос, отвлекая внимание евреев от солдат. – Разве вы не знаете, что если двенадцать оправдывают, а одиннадцать обвиняют, то он оправдан будет204? Не подлежит наказанию тот, кто на суде не был; и не идет
