ожидал услышать здесь выстрелы, крики, топот, однако вокруг было на удивление тихо, только где-то печально перекликались птицы. Первое потрясение прошло, но ничего не кончилось, и на мостовой было еще страшнее, чем в подвале – нельзя спрятаться от своих и чужих, нельзя отсидеться в темноте, нельзя увернуться от пули, которая может прилететь с какой угодно стороны.
Зяблик распахнул дверь подъезда, в котором была оставлена засада – там на кафельном полу кучей лежали люди. Сначала даже непонятно сколько, но потом стало ясно, что двое: снизу дружинник с черным моноклем порохового ожога вокруг залитой кровью глазницы, сверху еще продолжавший дергаться в агонии незнакомый бородач, пробитый пикой насквозь, от подреберья до загривка.
– Как медведь на рогатину напоролся, – задыхаясь, сказал Смыков.
– Касатик ты мой родненький, – дурным голосом запричитала Виолетта. – Да как же тебя так угораздило? Какой же разбойник на тебя руку поднял? Какой же лиходей единственного сыночка у матери отнял? А что я твоим деткам скажу? А как я им в глазоньки гляну?
– Заткнись! – прикрикнул на нее Зяблик.
– Сам заткнись! – немедленно ответила Виолетта, кулаком вытирая слезы. – Кто нас сюда привел? Не ты ли? Кто под пули подставил? А теперь: заткнись! У-у, ирод поганый! Быстро свою докторку сюда зови!
– Какая тебе, к черту, докторка? Готов он – разве не видишь! Мозги из затылка текут!
Наверху хлопнул чердачный люк, а немного погодя донесся сухой, далекий треск выстрела, куда более тихий, чем шум потревоженных им птичьих стай.
– Крышами уходят! – крикнул Смыков. – Трое наверх, остальные к пожарным лестницам! – и проворно юркнул обратно под арку.
– Ой, гибель моя пришла! – опять запричитала Виолетта. – Ой, не полезу я на крышу! Ой, мамочка, что эти изверги вытворяют! Мало им невинной кровушки, так они и меня, горемычную, хотят жизни лишить!
– Во двор беги! – заорал ей на ухо Зяблик. – Смотри за лестницами!
– Тьфу на тебя, проклятый! – Виолетта ловко перезарядила обрез и кинулась вслед за Смыковым.
В суматохе все вроде бы забыли о Леве Цыпфе, но он даже и не подумал остаться вместе с мертвецами в подъезде, а вслед за Зябликом и Толгаем помчался вверх по лестнице, мимо распахнутых дверей давно разграбленных квартир, в которых сквозняк шелестел отставшими от стен обоями.
На крыше гулял ветер, торчали целые заборы вентиляционных труб, а множество переломанных и покосившихся телевизионных антенн напоминали засеку, приготовленную против вражеской конницы. Еще тут обильно произрастал всякий зеленый сор, начиная от лепешек мха и кончая пышными кустами дикого гамаринда.
Двое людей в черных высоких колпаках убегали по грохочущему железу, и деваться им вроде было некуда: справа глухая кирпичная стена с кладкой красным по белому «Миру – мир», слева присевший за трубой дружинник с автоматом, впереди – провал улицы.
Чмыхало
