в подтверждение сказанного приятелем отрицательно покачал головой.
– Вот и правильно, все правильно, – как-то отстраненно произнес Амбал, словно говорил об одном, а думал совершенно о другом, но уже спустя несколько секунд, мгновенно выйдя из раздумий и снова глядя на Гурю, уверенно произнес:
– Значит, надо потянуть у кого-то. Только красиво надо, без шума. Есть кто-нибудь на примете?
– А ты что ж, с ружьем по городу ходить будешь? – отчасти удивленно, отчасти иронично спросил Шнур, пытаясь обратить на себя внимание.
Амбал, нахмурив брови, презрительно глянул на него:
– Не твоего ума дело.
Резкие слова, брошенные вожаком, обидели Шнура – он отступил шаг назад и замолчал.
С самой первой встречи с Амбалом он видел, что тот больше доверяет Гуре: и советуется с ним, и прислушивается к его мнению. Предложения же Шнура чаще всего просто игнорировались либо выслушивались с нескрываемой иронией, даже насмешкой.
А чем Гуря лучше? Они же ровесники. Они ж неразлейвода-кореша. С ранних лет знали друг друга, дружили. Да и биографии их тоже во многом похожи. Правда, если Гуря с рождения воспитывался матерью, но все-таки смутно помнил отца, уехавшего куда-то вроде как на заработки, когда сыну было лет десять, и больше не появившегося в селе, то Шнур своих родителей вообще не знал. До шестнадцати лет он прожил со своей бабкой, матерью отца, которая в год своей смерти сделала его совершеннолетним и в прямом, и в переносном смысле. В один год он как раз получил паспорт и тогда же, после кончины бабки, вынужден был самостоятельно строить свою жизнь.
Конечно же, причина его сиротства долгое время не давала ему покоя, но бабка, еще при жизни, так и не смогла внятно растолковать ему эту причину. По крохам собранная Шнуром темная история, связанная с отсутствием у него родителей, имела несколько совершенно разных версий, впрочем, заканчивавшихся одним и тем же печальным финалом. Рождением его в местах, не столь отдаленных, где и отбывали наказание люди, давшие ему жизнь, а затем и их смертью там же. Причем смертью с интервалом во всего лишь в несколько дней, хотя отбывали они наказание в совершенно разных заведениях. Тонкостей столь грустного финала, конечно же, никто бабке Шнура, впоследствии забравшей его на воспитание, не рассказывал.
Финал этот, впрочем, дал старт. Старт жизни Шнура не в тюремных стенах, а в доме бабки, которая, как ни старалась, так и смогла сделать эту жизнь мало-мальски счастливой. Да и как? После шестидесяти государство преподнесло женщине, весь свой век тяжело трудившейся в поле, потерявшей мужа в тридцать седьмом, пережившей войну на оккупированной территории, подачку в виде мизерной пенсии, а судьба к тому времени в прямом смысле согнула труженицу так, что разогнуться до смерти она уже не смогла. И то хорошо: пусть и недоедали, но с голоду не пухли.
С ранних лет внук, в силу своего сиротского существования, подвергался унижениям и оскорблениям со стороны других детей, особенно в школе. Долговязый,
