еделенной границы между «сном» и «явью», «жизнью» и «фантазией». То, что мы обычно считаем воображаемым, – может быть, высшая реальность мира, а всеми признанная реальность – может быть, самый страшный бред.
Я имени тебе не знаю,
Не назову.
Но я в мечтах тебя ласкаю…
И наяву!
Ты в зеркале еще безгрешней,
Прижмись ко мне.
Но как решить, что в жизни внешней
И что во сне?
Я слышу Нил… Закрыты ставни…
Песчаный зной…
Иль это только бред недавний,
Ты не со мной?
Иль, может, всё в мгновенной смене,
И нет имен,
И мы с тобой летим, как тени,
Как чей-то сон?..
Часть первая
Адель открыла глаза.
Огромный солнечный зайчик на потолке слегка подрагивал, словно с трудом сдерживая смех. Адель протянула руку, пошарила по тумбочке и перевернула стеклом вниз лежавшее там зеркало. Хохочущий зайчик мигом исчез. Теперь ее сладкому сну ничего не мешало – кроме висящих на стене тихонько тикающих часов, которые показывали ровно полдень. Первый полдень ее новой жизни.
Адель рывком отбросила тонкое одеяло и спрыгнула с кровати. Эх, черт возьми, хорошо-то как! Огромная белоснежная спальня – пока полупустая, зато просторная, – легкие шторы из шелка и органзы, мягкий ковер на полу, панорамное окно в полстены, сквозь которое видно весь Арлингтон… Это была первая ночь Адель в новой квартире, купленной на ее собственные деньги в самом престижном районе города. Здесь совсем недавно закончили ремонт, и в воздухе еще витал запах краски, обойного клея, дерева и еще чего-то неуловимо-неповторимого, чем пахнут только совершенно новые дома.
Адель подошла к окну и быстрым легким движением распахнула шторы. Она до сих пор не могла привыкнуть к этому упоительному чувству радости и свободы, которое появилось у нее вместе с большими деньгами. Глядя на купающийся в жарких солнечных лучах город, на дрожащий от зноя воздух, на крыши домов, на тянущиеся далеко внизу оживленные, гудящие автомобилями улицы, Адель сладко потянулась и невольно вздохнула. Жаль будет все это покидать. Но разве она имеет право останавливаться на полпути только потому, что купила собственную квартиру и присмотрела очаровательное гобеленовое панно для кухни?.. Не каждой техасской барышне, даже столь талантливой и амбициозной, как она, удается попасть в самую сердцевину «Большого яблока»1, и упускать этот шанс Адель не собиралась.
Ровно три года назад, таким же жарким августовским днем, восемнадцатилетняя Адель Пристли обрадовала родителей известием о поступлении на первый курс Колледжа гуманитарных наук Техасского университета в Арлингтоне. В школе Адель считалась ученицей способной, но звезд с неба не хватающей, и в семье не раз поднимался вопрос о выборе профессии, который всегда оставался нерешенным: юная мисс Пристли никак не могла определиться. Родители опасались, как бы их единственная дочь, девушка рассудительная, прагматичная и к учебе равнодушная, не погналась за быстрыми деньгами, устроившись официанткой в одно из многочисленных арлингтонских кафе, куда постоянно требовался персонал. Не то чтобы Адель мечтала целыми днями таскать подносы, но наличные в виде чаевых казались ей вполне сносной компенсацией за скабрезные шутки и устающие к вечеру ноги, что она не раз доводила до сведения озадаченных родителей.
Но, как это часто бывает, судьба распорядилась по-своему.
По случаю успешного окончания школы отец решил сделать дочери подарок – летний отдых на Родосе. Услышав это, Адель, которая ни разу не бывала за пределами родного и до тошноты надоевшего штата, испытала то же ощущение, что в детстве накануне Рождества: смесь радости и предвкушения чуда. На все имеющиеся карманные деньги она накупила летних сарафанов и ярких купальников, три пляжных шляпы и несколько пар сандалий в греческом стиле, чтобы, так сказать, максимально проникнуться духом места и сойти там за свою.
Но Греция Адель не слишком впечатлила. И Адель Грецию – тоже. Местные жители с первого взгляда узнавали в ней американку и издевательски посмеивались, самым беспардонным образом обсчитывая ее на рынке и ожидая огромных чаевых в кафе. Прозрачное море, золотые пляжи, прекрасная история, где сам воздух напоен приключениями – все это оказалось не более чем картинками из дамских романов.
Но именно на родосском пляже, лежа на покрытом полотенцем шезлонге под тенью огромного зонта, потягивая через трубочку манговый сок, Адель Пристли определилась с выбором будущей профессии. Теперь она будет не потреблять, а создавать то, что так красиво и убедительно искажает действительность. Она станет писательницей.
По возвращении
«Большое яблоко» (англ.
