он сукин сын, последняя сволочь. И наверняка привирает по мелочи. Но ведь принципиально это ничего не меняет. Поедет Барбер с нами или мы, перекопав всех каменных дев, сами найдем деньги... Какая разница?
– И все-таки... Я не знаю, что он придумал, но...
– Заткнись... Все... Слушать не хочу, – Елисеев взмахнул руками, видимо, он переволновался, на щеках проступили болезненные пятна румянца. – Мы вытащили Барбера с края земли, выудили его, откуда люди назад вообще не возвращаются или возвращаются инвалидами. Только затем, чтобы подохнуть на воле под забором. Из самого ада его достали. Слепили ксиву, привезли в Москву, поселили на этой чертовой хате. На это ушло три долгих месяца. Мы рисковали, мы играли ва-банк. И теперь в последний день, в последний час, когда решается все, ты пускаешь сопли ручьем и задаешь идиотические вопросы? Раньше ты не мог этого сделать? Ну, придумать какой-нибудь умный вопрос?
– Ночь, кладбище... Не нравится мне...
– Какой ты нежный. А когда прикажешь копать? Средь бела дня явиться на погост и объяснить сторожам, мол, как и так, мы тут грешным делом пару лимонов закопали. И теперь хотим разворотить один памятник и забрать бабки. Только представ эту сцену... Забавно.
Мальгин скомкал бумажную салфетку и промолчал. Елисеев сел к столу, поставил локти на столешницу и, уперев подбородок в сжатые кулаки, внимательно посмотрел в глаза собеседника. Молчание длилось минуту.
– Если ты струсил, скажи сейчас. Я еще успею найти человека на твое место. Скажи. Я ни в чем тебя не упрекну. Струсить может любой. Просто минутная слабость. Я все пойму.
– Я все сделаю, как надо, – Мальгин покачал головой. – Я не струсил.
– Тогда давай начинать.
Елисеев полез в карман и положил на стол ключи от наручников.
Мальгин вышел из кухни в коридор, свернул в проходную комнату. На разложенном диване валялся сослуживец Мальгина Юрий Агапов. Подняв здоровую ручищу, помахал лапой гостью и протер глаза.
– Вставай, – сказал Мальгин. – Подгоняй машину. Мы выезжаем.
Широко распахнув пасть, Агапов зевнул, поднялся с дивана, сунул руки в рукава пиджака и, засунув пистолет под брючный ремень, пошел на выход. Мальгин распахнул дверь спальни. На железной кровати, застеленной пледом, сидел мужчина, в трусах и майке без рукавов. Темно короткие каштановые волосы, лицо мужественное. Нос с горбинкой, тяжелый подбородок с ямочкой посередине. Мужчину звали Виктором Барбером. Слюнявя палец, он переворачивал страницы глянцевого журнала, делая вид, что увлечен этим занятием.
– Добрый вечер, – вежливо поздоровался Барбер и даже растянул губы в улыбке. – Как дела?
Мальгин, оставив вопрос без ответа, смотрел на пленника. К голени правой ноги наручниками пристегнули толстую короткую цепь, другой конец которой еще одной парой браслетов пристегнули к ручке двухпудовой гири. На ночь Барбера пристегивали цепью трубе центрального
