на плечо лом, словно солдат ружье. Он боролся с желанием подкрасться к Барберу сзади, со всей дури шарахнуть его ломом по балде, раскроив пустую башку, как арбуз, и отправиться домой отсыпаться. Дождевые капли щекотали лоб, попадали за шиворот рубашки, ботинки ездили по земле, словно по льду. Вышли на главную аллею, по обе стороны которой разрослись вековые дубы и липы, повернули к главным воротам. Через пятьдесят метров свернули на боковую аллею, даже не аллею, а тропку, узкую и темную. Барбер остановился.
– Где-то здесь... Совсем рядом...
Он поводил фонарем из стороны в сторону, справа из темноты проступал прямоугольник старинного склепа высотой в два человеческих роста. Склеп был сложен из гранитных блоков и напоминал макет ленинского мавзолея. Слева высилась мраморная плита, тяжелая, со скошенным на сторону верхом. Совсем близко закричала ворона. Вздрогнув от этого крика, Барбер перекрестился. Он прошел еще два десятка метров, остановился и сказал:
– Все, пришли.
– Это здесь? – переспросил Елисеев и посветил фонариком.
Справа от дорожки на круглом постаменте из полированного мрамора стояла фигура плачущей девы, облаченной то ли в плащ свободного кроя, то ли в накидку, закрывающую голову и плечи. Дева опустилась на колени и прижала ладони к лицу. Открытым оставался лишь узкий подбородок и кончик носа. Постамент невысок, не выше человеческого плеча, надпись, выбитую на мраморе, обведенную сусальным золотом, местами облупившимся, трудно прочитать. Ни ограды, ни каменного бордюра вокруг памятника не было. Авдеев освободил лопаты от упаковочной бумаги.
Барбер обогнул памятник, показал то место, где нужно копать.
– Метр в глубину, не больше. Работы на десять минут.
Мальгин бросил бесполезный лом, взялся за лопату. Вторую лопату схватил Елисеев. Черная земля, напитанная дождями, оказалась тяжелой, но рыхлой. Авдеев светил фонарем. Работалось легко, штык лопаты ни разу не наткнулся на корень дерева или камень. Елисеев торопился, в свете фонаря можно было разглядеть, как на его виске в такт ударам сердца пульсирует голубая жилка. Он откидывал землю далеко в сторону, вертелся на месте, норовя встать поудобнее, мешал Мальгину. Барбер, стрельнув покурить, стоял неподвижно, прикрывая ладонью от дождя огонек сигареты. Снова закричала ворона, на этот раз совсем близко, прямо над головами людей.
– Тихо, – прошептал Авдеев и выключил фонарь. – Птицу спугнули. Кажется, кто-то идет.
Опустив лопату, Мальгин замер. Барбер бросил сигарету, наступил на нее каблуком. Мрак кромешный. Казалось, в этой темноте кто-то невидимый крадется по тропинке. Шаги все ближе и ближе. Мелкий гравий и песок поскрипывают под подошвами ботинок. Авдеев включил фонарь, направил луч света на дорожку. Никого. Это дождь шуршит в кронах старых лип.
– Фу, чего только не померещится, – Авдеев вытер ладонью мокрый лоб. – Мне на пятый десяток, а вот ночью на кладбище бывать не приходилось.
Мальгин
