* *
Старое кладбище в районе Лефортова западной стороной граничило с кочковатым замусоренным пустырем, похожим на свалку. Зарядивший дождь, кажется, не собирался, заканчиваться. Ветер, разгулявшийся под вечер, стих и здесь, в низине, накапливался серый туман. Накрыв тяжелым облаком пустошь, туманное облако слоилось, словно табачный дым в прокуренном шалмане, и медленно поднималось вверх к кладбищенскому забору.
Сидевший за рулем Агапов остановил машину на обочине, заехав двумя колесами на тротуар, выключил фары и габаритные огни. Барбар сидел на заднем сидении, зажатый с двух сторон плечами Мальгина и Елисеева. Половина первого ночи. Вокруг ни единой души, редкие уличные фонари светят приглушенным желтым светом.
Летом ворота, расположенные с двух сторон кладбища, сторожа запирают около десяти вечера, затем отвязывают собак и начинают последний обход территории. Случается, вытряхивают на улицу бомжей, облюбовавших для ночлега скамейки и могильные плиты из ракушечника, в теплое время года попадаются бесприютные парочки, которые утоляют любовную страсть в уединенных местах за могильными крестами. Но в такую погоду как сегодня у сторожей работы немного: под проливным дождем ни любовников, ни бомжей на кладбище не встретишь. А сторожа давно заперлись в своей будке возле главных ворот и, по обыкновению разделив две бутылки на четверых, готовились отойти ко сну. Мальгин дважды бывал на кладбище, кажется, прошагал все его тропинки, побродил по пустырю и даже выпил пива с кладбищенским рабочим, выудив из него кое-какую полезную информацию. Но сейчас, дождливой ночью, исхоженный пустырь казался местом совершенно незнакомым и враждебным человеку.
Мальгин открыл багажник машины, вытащил из него и передал Агапову две лопаты, перевязанные бечевкой и обмотанные упаковочной бумагой, и пару фонарей, обтер ветошью шестикилограммовый лом в пятнах ржавчины.
– Погодка как по заказу, – сказал Елисеев и взял второй фонарик.
– Лучше не бывает, – сказал Мальгин.
Знакомой тропинки, которая вела от асфальтовой дороги к кладбищенскому забору, почему-то не нашли. Двинулись гуськом наискосок через пустырь. Первым неторопливо, боясь оступиться в грязи, шел Агапов, светя под ноги фонарем, за ним шагал Елисеев, взвалив на плечо лопаты, следом Барбер, которого заковали в наручники. Шествие замыкал Мальгин, он нес лом, перекладывая инструмент из руки в руку. Ботинки скользили по скользкой траве, хлюпали в лужах. Барбер дважды падал, отталкивался от земли руками, скованными браслетами, и, матерясь, вставал на ноги. Мальгин останавливался, помогая пленнику подняться.
– Сними браслеты, – оглянувшись за спину, попросил Барбер. – Я ведь никуда не убегу. Здесь открытое место. Еще раз упаду и сломаю руки.
– Сниму, когда пересчитаю деньги, – Мальгин подтолкнул пленника в спину. – Шевелись.
Когда дошли до забора, собранного из бетонных плит, облупившихся, старых, повернули налево. Барбер внимательно
