умрет на операционном столе, то продолжительность его жизни будет самой обычной. Он смертельно рискует, решившись на операцию, но если не решится – будет обречен.
Я работал врачом-анестезиологом. Эти сложные и опасные операции входили в мои обязанности заведующего анестезиологическим отделением кардиологического центра в Бейкерсфилде. Я давал пациенту анестезию, а хирурги вскрывали его грудную клетку, чтобы получить свободный доступ к сердцу. Затем, после операции, когда кровь возвращалась обратно в тело пациента, моя роль заключалась в том, чтобы сохранять больного в состоянии глубокого наркоза, пока мы будем возвращать его к жизни. В перерыве, когда прохладный раствор заполнял систему кровообращения, и пациент не подавал никаких признаков жизни, и по экранам мониторов бежали ровные линии, мне оставалось только наблюдать, как искусные руки хирургов выполняют свою сложную и филигранную работу и латают королеву артерий – коронарную артерию. В их распоряжении было ровно шестьдесят минут, чтобы сотворить чудо. Потом либо прооперированный умирает, либо необратимо страдают клетки его головного мозга.
Когда мы перевозили пациента в операционную, он был уже под воздействием седативных препаратов. Когда мы перемещали его с каталки на операционный стол, я попытался с ним заговорить, но разговор не клеился. Пациент был в полусне-полуяви, но очень хорошо помнил, что его ждет, и поэтому хранил молчание. Не сомневаюсь, что в эту минуту он напряженно размышлял: не стану ли я последним человеком, которого он видит в своей жизни? Я не дал ему времени на раздумья. Я сделал ему инъекцию пропофола и других обезболивающих препаратов и наблюдал, как он засыпает. После введения трахейной трубки внутрь дыхательных путей я неотрывно смотрел, как вскрывают грудную клетку и готовят сердце к операции. Потом один хирург ввел прохладный кровезамещающий раствор, а другой осторожно слил кровь в оксигенатор, насыщающий кровь кислородом и очищающий ее от кровяных сгустков. Вскоре пациент погрузился в состояние анабиоза, и операция началась.
За много лет я участвовал в нескольких подобных операциях, и они всегда поражали мое воображение. Гений ученых, которые придумали эту операцию, глубокая сосредоточенность квалифицированных хирургов – в моих глазах эта операция раздвигала перед медициной новые горизонты.
Стоя у изголовья, я неотрывно смотрел на пациента. Тот выглядел бездыханным трупом, как и остальные трупы, на которые я насмотрелся в своей жизни, и тем не менее он должен был воскреснуть и пробыть среди живых еще много лет.
В течение следующего часа я наблюдал за быстрой и ловкой работой главного хирурга, который состязался в скорости со временем, чтобы не опоздать и восстановить поврежденную артерию. В операционной повисла напряженная и нервозная атмосфера, но не только из-за сложности проводимых манипуляций. Дело в том, что значительный процент смертности среди пациентов вызван не самой операцией, которая практически всегда проходит успешно, а тем, что человеческий организм не всегда может восстать из мертвых.
