помогает нам передавать знания. Но Курбский и Аввакум смогли передать знания вне культуры, и тут работает второй уровень культуры, перевод, когда можно «перевести на современный язык» то, что писали знаменитые предки.
Это очень важная роль культуры. Пройдет 500 лет – и все равно рано или поздно поймут, что ты говорил. Люди писали свои письма, дневники свободно, хотя мы должны и в наше время понимать, представлять их чувства.
Переводчик – это червь, который использует тебя, когда ты умер.
Самое главное для человека, чтобы его никто не трогал. Это такое животное чувство в нас. Затаиться. Оказывается, что добиться, чтобы тебя никто не трогал (на животном языке – не угрожал съесть) – самое сложное. Но труднее достичь, чтобы не трогали так, как ты не хочешь. Мир все же устроен таким образом, что легко избежать одного способа, но невозможно игнорировать все возможные методы. Значит, надо смириться, что другие люди тебя трогать будут. И это самое интимное и интересное в жизни. Персонализм размышляет о том, как, почему и зачем мы вынуждены сталкиваться с другими людьми, можно ли жить без этого и что нам дает прикасание других?
В книгу включены две работы, написанные в разное время, в которых автор размышляет, как примирить человека с самим собой, поскольку сделать это можно только посредством других, не всегда приятных людей. Как их принять, оставаясь самим собой, даже не зная, кто ты сам?
Персонализм XX века
Персонализм был преимущественно религиозным и социалистическим. Даже примитивного агностического персонализма не существовало.
Персонализм не был какой-то философской доктриной, направлением в философии. Он являлся калейдоскопом личностей при всем уважении к тому, что сделали многочисленные школы персонализма попутно с классиками персонализма.
Николай Бердяев, русский философ, один из творцов русского религиозного возрождения, прожил вторую половину жизни во Франции и был самым ярким персоналистом, хотя его и причисляют к экзистенциалистам. Работа Бердяева «Смысл творчества», изданная в 1916 году, не оказала большого влияния на культуру, но подействовала на самого Бердяева, который остался приверженцем открытой им истины о значении творчества. Николай Александрович говорил о творческом начале в человеке так восторженно и увлеченно, словно стоял на цыпочках. В этом он был скорее экзистенциалист, который вслушивается в свои страхи и заботу. Персоналист не стоит на цыпочках. Естественно, Бердяев всегда говорил об истине: «Цель философского познания совсем не заключается в познании бытия, в отражении в познающем действительности, – цель – в познании истины, в нахождении смысла, в осмысливании действительности»; «Где же искать критерий истины? Слишком часто ищут этот критерий в том, что ниже истины, ищут в объективированном мире с его общеобязательностью, ищут критерий для духа в материальном мире»; «У Фихте индивидуальное
