зачем тогда они вообще нужны, эти ваши спасатели, если так? Окурки с пляжа собирать?
– Нет, ну как дети, – всплеснул руками Игорь Степаныч. – Вы, молодые, вроде уже взрослые с виду, а на деле… Зачем-зачем. Затем, что покуда присутствуют хотя бы внешние атрибуты государства, пусть уже и без внутренней сути, государство существует. Покуда основные массы верят, что власть их скорее оберегает, чем обирает и убивает – власть на этой вере и будет держаться. А для наглядности главное своевременно указывать, от кого в данный момент они нас оберегают. От капитализма, американских шпионов или глубоководных чудовищ. И тут неважно, что чего-то из этого не существует, а от чего-то уберечь просто невозможно. И скажите спасибо, Андрюша, что вы не маршируете строем с песнями прямо в пасти этих чудовищ и не ведете туда за ручку своих детей и любимых. Возможно, это только пока – потому что сейчас нет надобности. Потому что при умелом политическом вальсировании устроить это проще простого. Да уже и ходили. И пойдете снова, если они захотят.
– А вы? – помолчав, глухо спросил Андрей. – Вы – нет?
– А я отходился. Хватит.
– Тогда что вы тут шепчетесь со мной в кустах?
– А вот как раз потому, что отходился, – усмехнулся Игорь Степаныч. – За то, что я вам тут говорил, расстреливают, знаете? Да и за то, что вы тут слушаете.
– Не пугайте.
– А я не пугаю. А советую. Уезжайте отсюда. Сегодня выспитесь, а завтра собирайтесь и… Хотите, я вас на сегодня в другую комнату переведу, чтобы, так сказать, ничего не напоминало?
– Нет.
– Ну, дело ваше. Только поймите, что сделать вы ничего здесь больше не можете. Разве еще себя погубить. Потому что, голубчик, вы сейчас как бы живете незаконно. Если пойдет разбирательство, понимаете, возможны всякие варианты.
– Что, отвезете обратно и утопите? – зло усмехнулся Андрей.
Игорь Степаныч вздохнул, укоризненно покачал головой, завинтил крышечку на своей фляге и медленно, вроде как с неохотой поднявшись, пошел прочь. По Морской аллее номер один, в темноту, заполненную шелестом листьев и волн.
Растерянно глядя ему вслед, Андрей подумал: а ведь и правда – они могут.
Подушка пахла Аськиными волосами. Андрей обнял ее, как ребенок плюшевого медведя, уткнулся лицом, жадно вдыхая родной, любимый запах. Представляя, что сейчас дверь откроется и под одеяло нырнет Аська, прохладная после душа, и бормоча: «Холодно-холодно», устроит замерзшие ладошки греться на его груди.
Потом он пытался думать, как это будет дальше – когда Аська больше не придет. Когда ее не будет. Совсем. Ему захотелось закричать. Или завыть. Или зарыдать. Но он не смог. Просто лежал неподвижно и жадно, как воздух, вдыхал слабеющий, потихоньку утекающий в новое свежее утро запах Аськиных волос.
Увязая в песке, Андрей брел по пустому берегу, по самой кромке возле воды. Волны, шипя, подкатывались к его ногам. Он сам толком не понимал, чего ждал, на что надеялся.
