вздрогнул и, раскрыв рот, застыл в немом изумлении.
Могучий поток чудовищных, невероятных зверей проносился мимо. Широкие морды с рогом на конце, трепещущие ноздри, глаза, сверкавшие то ли от возбуждения, то ли от ярости… Змееподобные вытянутые тела, на целый метр длиннее лошадиных, бесхвостые, в косматой шерсти… Гибкие шеи, мощные холки, необъятные крупы… И три пары ног, молотивших землю с ритмичностью и силой парового молота.
В этих созданиях странным образом сочеталась мощь атакующего носорога с грацией арабского жеребца. Насколько Одинцов мог разглядеть, они были гораздо массивнее лошадей, раза в два-три, однако их движения не выглядели неуклюжими. Чем внимательнее он присматривался к этим странным тварям, тем больше его чаровала стремительная непринужденность их бега. Мастью они напоминали лошадей, но были среди них только вороные, гнедые и темно-пегие. Светлых – белых и серых – не наблюдалось.
Вскоре он заметил дюжину всадников. Хайриты сидели попарно на своих огромных скакунах, которые, в отличие от остальных животных, несли сложного вида сбрую с двумя подпругами. Передний правил, задний щелкал длинным кнутом, направляя бег табуна к хайритскому лагерю. Видимо, эти шестиноги были превосходно обучены – ни один не сбивался с ровного мощного галопа, и кнуты пастухов лишь задавали направление и темп бега.
Словно околдованный, Одинцов глядел на эту могучую живую реку. На чем он только не ездил за свою жизнь! В Азии – на лошадях и верблюдах, в Африке – на слонах и быках, в Никарагуа – на мулах… Животные могли пройти там, где были бесполезны вертолет и джип, но, конечно, уступали им в силе и скорости. Земные животные, но не эти!
Чьи-то сильные пальцы стиснули плечо, и Одинцов обернулся.
Позади стояли хайриты, компания метателей ножей; один из них, рослый, светловолосый, нахального вида молодец, крепко вцепился в наплечье его туники.
– Что, имперская крыса, наложил в штаны? Или хочешь прокатиться?
В голосе рослого не было и намека на добродушную насмешку. Презрительно скривив губы, он приблизил свою физиономию к лицу Одинцова, всматриваясь в глаза и обдавая густым пивным духом.
– Не хочет, – заключил северянин, обернувшись к приятелям. – Дадим ему полакать пивка для храбрости?
Одинцов положил руку на широкое запястье хайрита и резко дернул, освободив плечо от цепкого захвата.
– Ты, парень, вылакал уже достаточно, – холодно произнес он. – Пошел прочь!
В серых глазах хайрита вспыхнул огонек ярости, рука потянулась к кинжалу. Драчун, – определил Одинцов. Высокомерный забияка – из тех, кто, хлебнув лишнего, готов сцепиться хоть с самим дьяволом. Таких не любили – ни в десанте, ни в морской пехоте, ни в спецвойсках. Бойцы хорошие, но слишком непредсказуемые.
– Что ты сказал, сопляк? – прошипел хайрит. – Ты, молокосос, щенок! Да развеют Семь Ветров твои кости!
Отчасти
