ей походить. Это порочный круг, и так продолжается уже семь часов. Я начинаю задумываться: может, мой ребенок будет уже подростком, когда наконец решит прийти в этот мир?
Брит я, конечно, этого не говорю.
Я держал ее, пока анестезиолог делал эпидуральную анестезию, о которой Брит попросила, чем несказанно меня удивила, ведь мы планировали естественные роды, без всяких препаратов. Такие, как мы, белые американцы, избегают подобных препаратов; большинство людей в Движении презирают наркоманов. Пока доктор ощупывал ее позвоночник, я наклонился над кроватью и прошептал: «По-моему, это плохая идея». – «Когда сам будешь рожать, – ответила Брит, – тогда и станешь решать».
И, надо признать, чем бы они ни накачали ее вены, это действительно помогло. Она привязана к кровати, но больше не корчится от боли. Она сказала, что ничего не чувствует под пупком. Что если бы не была замужем за мной, то сделала бы предложение анестезиологу.
Входит Люсиль и проверяет распечатку из прикрепленного к Брит прибора, который измеряет сердцебиение ребенка.
– Дела идут отлично, – говорит Люсиль, хотя могу поспорить, что она говорит это всем пациенткам.
Я мысленно отвлекаюсь, когда она разговаривает с Брит, – не потому, что мне все равно, просто есть разные механические штуки, о которых лучше не задумываться, если хочешь когда-нибудь снова увидеть в своей жене сексуальную женщину, – а потом я слышу, как Люсиль говорит Брит, что пришло время тужиться.
Глаза Брит устремляются на меня.
– Милый… – говорит она, но следующее слово застревает у нее в горле, и она не может произнести то, что хочет.
Я понимаю, что она боится. Эта бесстрашная женщина на самом деле боится того, что будет дальше. Я сплетаю свои пальцы с ее.
– Я с тобой, – говорю я, хотя сам напуган не меньше.
Что, если это все изменит между мной и Брит?
Что, если этот ребенок появится, а я ничего не буду к нему чувствовать?
Что, если я окажусь паршивым образцом для подражания? Никудышным отцом?
– В следующий раз, когда почувствуете схватку, – говорит Люсиль, – тужьтесь. – Она смотрит на меня. – Папа, встаньте за ней и, когда начнется схватка, помогите сесть, чтобы она могла тужиться.
Я благодарен ей за подсказку. Это я могу сделать. Когда лицо Брит наливается краской, когда ее тело изгибается дугой, я беру ее за плечи. Она издает низкий, гортанный звук, словно какое-то расстающееся с жизнью животное.
– Делаем глубокий вдох, – подсказывает Люсиль. – Вы сейчас в стадии самых активных схваток… Теперь прижмите подбородок и жмите прямо в живот…
Потом, выдохнув, Брит обмякает и дергает плечами, сбрасывая мои руки, как будто ей противно мое прикосновение.
– Не трогай меня, – говорит она.
Люсиль жестом показывает мне приблизиться.
– Она не серьезно.
– Куда серьезнее, – бросает Брит, чувствуя начало новой схватки.
Люсиль
