исправляюсь я. – И ей очень хочется молочного коктейля.
– А мне очень хочется выиграть много денег в лотерею и чтобы меня вечной любовью любил Бенедикт Камбербэтч, но почему-то вместо этого приходится жить такой вот расчудесной жизнью. – Она смотрит на меня так, будто я отрываю ее по пустякам от какого-то важного дела или за моей спиной стоит очередь человек в сто. – Хотите совет? Купите ей конфет. Все любят шоколад. – Она не глядя заводит руку за спину и достает пачку «Жирарделли».
Я читаю этикетку.
– Это все, что у вас есть?
– В продаже только «Жирарделли».
Я переворачиваю пачку и вижу символ OU – знак, говорящий о том, что это кошерный продукт, что ты платишь налог еврейской мафии. Я кладу ее обратно на полку, беру пакетик «Скиттлс» и бросаю на прилавок два доллара.
– Сдачи не надо, – говорю я.
В начале восьмого дверь открывается, и сонливость с меня как рукой снимает.
После появления Дэвиса Люсиль заходила к нам дважды: первый раз, чтобы проверить состояние Брит и ребенка, второй – посмотреть, как проходит кормление. Но на этот раз… это не Люсиль.
– Меня зовут Рут, – объявляет она. – Сегодня я буду вашей медсестрой.
У меня в голове вспыхивает: Только через мой труп.
Мне приходится напрячь всю силу воли, чтобы не вышвырнуть ее из палаты, подальше от моей жены и сына. Но охрана недалеко, любой шум – сразу прибегут, и если меня выставят из больницы, то что в этом будет хорошего для нас? Если я не могу находиться здесь, чтобы защищать свою семью, я уже проиграл.
Так что я просто подвигаюсь на край стула, каждая мышца в моем теле напряжена и готова реагировать.
Брит сжимает Дэвиса так крепко, что, мне кажется, он сейчас закричит.
– Какой милый! – говорит черная медсестра. – Как его зовут?
Жена смотрит на меня, в глазах немой вопрос. Ей хочется говорить с этой медсестрой не больше, чем с какой-нибудь козой или с любым другим животным. Но она не хуже меня знает, что белые в этой стране стали меньшинством, что мы всегда находимся под ударом и нам приходится изворачиваться.
Я дергаю подбородком один раз, так незаметно, что даже не знаю, увидела ли Брит мой знак.
– Дэвис, – цедит она. – Его зовут Дэвис.
Медсестра приближается к нам, что-то говорит о том, что нужно осмотреть Дэвиса, и Брит чуть не отпрыгивает от нее.
– Я могу сделать это прямо здесь, – говорит она. – Не беспокойтесь.
Ее руки начинают двигаться над моим сыном, словно она какой-то безумный знахарь. Она прижимает стетоскоп к его спине, потом втискивает его в пространство между ним и Брит. Она что-то говорит о сердце Дэвиса, и я почти не слышу ее из-за того, что кровь ударила мне в голову и шумит в ушах.
Потом она берет его на руки.
Брит и я настолько поражены тем, что она вот так запросто отняла у нас нашего ребенка – просто чтобы отнести к грелке, но все же! – что на какую-то долю секунды немеем.
Я
