мне маленькие пощёчины, а я… мне нравилось смотреть и чувствовать эти шлепки, вначале дрожа от страха, а потом от внезапно нахлынувшего желания схватить ее, и тоже слегка ударить по груди, или по… Внезапно и необъяснимо я стал наглым, и моя рука отправилась в путешествие по ее платью. Дама что-то прошептала, пристально посмотрев на меня, засмеялась, и… позволила мне действовать. Моя рука, робкая в начале, но ставшая гораздо смелее после этого молчаливого дозволения, с лёгкостью проследовала от воротничка её блузки вниз, попутно надавив на её пульсирующее горлышко, и с наслаждением остановилась на отвердевшей упругой груди, которая стала резко вздыматься под моей ладонью. Моё сердце затрепетало от радости, ведь моей руке удалось держать и ощущать теплоту, упругость одного из этих прелестных шаров, которых я столь возжелал в последние дни. Я уже собирался поместить на них свой рот, и почти прибыл к цели, когда в прихожей послышался столь же мерзкий в этой ситуации, сколь и назойливый, похожий на проклятый голос демона, голос старосты деревни, завистливого, как казалось, к моему счастью. Госпожа Мелдере, очнувшись от шума, который произвел этот негодяй, прибыв в столь неподходящий момент, сказала мне: «Что ты делаешь, мой хитрый малыш?» Я быстро вытащил свою руку, моя наглость не выдержала подобного упрека, и я покраснел, буквально обомлел, умер от страха. Госпожа Мелдере, увидев мое затруднение, наградила меня легкой прелестной пощечиной, сопроводив её прелестной улыбкой, подтверждавшей, что её гнев был только для проформы, и её взгляд мне подтвердил, что моя смелость ей нравилась гораздо больше, чем визит этого гадкого деревенского старосты.
Итак, он вошёл, этот скучный персонаж! Кашляя и плюясь, чихая и сморкаясь, он произнёс свою торжественную речь, более мерзкую, чем его лицо. Если бы мы были вынуждены выслушать только его, то это было бы ещё пол – беды, но казалось, что у этого негодяя был дар привораживать себе подобных, так что следом за ним назойливо потянулись из соседних деревень ему подобные, чтобы по очереди отвесить госпоже Мелдере низкий поклон. Я злился. Когда хозяйка усадьбы ответила на все эти глупые комплименты, она повернулась в нашу сторону и произнесла: «Ах, вы всё видите сами! Мои дорогие дети, вы просто обязаны завтра поужинать со мной, мы будем одни.» Но мне показалось, глядя на её глаза, что она притворялась, произнося эти последние слова. Хотя, сердце мое находило выгодным поверить ей, поскольку это льстило моему самолюбию.
– Вы придёте, слышите меня, Саби? – продолжила госпожа Мелдере, – и обязательно приведёте с собой этого юношу Витина, а ведь именно это имя тогда носил ваш покорный слуга, мои дорогие читатели. – До свидания, Витин, – сказала она, обнимая меня. На этот раз мне ничего не оставалось делать, как удалиться, и мы с сестрой вышли.
Я чувствовал, что госпожа Мелдере, безусловно, оказала мне честь, и наша игра безусловно имела бы продолжение прямо сегодня,
