а моя рубашка слишком тяжела для такой погоды, поэтому я спала у себя в комнате голая. Вдруг пошел этот ужасный дождь, я услышала раскаты грома, и испугалась. Ты разве не слышишь его? Как он гремит! Ах! Прижмись ко мне посильнее, мое маленькое сердечко, давай с головой накроемся простыней, чтобы не видеть эти гадкие молнии. Вот так, хорошо! Ах! Саби, дорогая, я боюсь!
А я совершенно не боюсь грома, поэтому попыталась успокоить сестру, которая, тем временем, просунула своё бедро прямо у меня между ног, и, в этом положении, стала тереть им то самое моё место у основания ног, одновременно целуя меня таким образом, что её язык проник мне прямо в рот, а рукой она наносила мне легкие удары по попке. После того, как сестра Эмма немного подвигалась таким образом, она застонала и я почувствовала, что она немного оросила мне чем-то бедро. Я подумала, что виной тому страх перед раскатами грома. Я её жалела, гладила по голове, и вскоре она вытянулась рядом со мной в постели в естественной позе. Я решила, что она собиралась заснуть, и хотела последовать ее примеру, когда Эмма мне вдруг сказала:
– Ты спишь, Саби?
– Нет, но собираюсь, – ответила я ей.
– Значит ты решила, – продолжила она, – позволить мне умереть от страха? Да, я умру, если ты снова заснешь. Дай мне руку, дорогая малышка, прошу тебя. Я позволила ей взять мою руку, и она тут же положила её между ног на свою щель, прося меня, чтобы я ее потрогала и поласкала пальцем бугорок на вершине этого места. Я это сделал из дружбы к ней, ожидая, когда она попросит меня прекратить эти пощипывания и поглаживания, но она не сказала ни слова, только раздвинула шире ноги и задышала гораздо чаще, чем обычно, исторгая время от времени несколько глубоких вздохов, и двигая задом. Я решила, что она злится на меня, и прекратила движения своего пальца.
– Ах! Саби, – прошептала она прерывистым голосом, – не останавливайся! Я кончаю. Ах! – Воскликнула она, ужасно взволнованная, и крепко обнимая меня, – поторопись, моя королева, поторопись! Ах! Ах! Быстрее, ах! Я умираю!
Когда она произносила эти слова, – продолжила Саби, – всё её тело вдруг застыло, и я снова почувствовала, что моя рука намокла. Наконец, сестра Эмма исторгла из себя тяжёлый вздох, и осталась неподвижно лежать. Я тебя уверяю, Витин, что была очень удивлена всем тем, что она меня заставляла делать.
– И тебя это не взволновало? – Спросил я её.
– Ой! Ещё как, – ответила Саби мне, – я прекрасно видела, что всё то, что я только что сделала Эмме, доставило ей море удовольствия, и мне хотелось, чтобы она мне сделала тоже самое, но я не осмеливалась ей это предложить. Между тем, она ввергла меня в очень затруднительное состояние. Я желала, но не осмеливалась ей сказать о том, чего хотела. Между тем, я с удовольствием клала свою руку на её щелочку между ног, брала её руку и помещала на различные места моего тела, не осмеливаясь, однако, положить её на то единственное место, которое, как я чувствовала, в этом очень нуждалось. Сестра Эмма, конечно же, прекрасно
