голову, упав с лестницы, другой много лет назад отправился бродить по свету с бродячими артистами, а дочь таскалась по самым завалящим кабакам и трактирам. О ней не слыхать было больше двух лет, должно быть, успела помереть где – нибудь под забором. Самый младший, Пьер, уродился огромным, словно медведь, но к несчастью, ума у него было, как у пятилетнего. Но Мамочка Лали любила его такой истовой любовью, как матери могут любить самого больного и слабенького из детей. Пьер так же обожал мать и слушал только ее, да еще своего крестного отца.
На самой окраине города, где дома вовсе походили на лачуги, стояла полуразвалившаяся хижина, построенная из гнилых досок и крытая прелой соломой. Саккары зорко оглянулись по сторонам и шмыгнули внутрь, прикрыв за собой висевшую на одной петле дверь. В темной сырой комнатушке царил запах плесени и грязного тряпья. В углу валялся засаленный до блеска тюфяк, посередине стоял узкий колченогий стол и лавка, а на комоде, что зиял пустотой вместо ящиков, красовались щербатый кувшин и гнутый жестяной подсвечник. Элали зажгла огарок свечи, и Пьер с облегчением опустил свою ношу на тюфяк. Жак, что все еще был в забытьи, тихо застонал.
– Мамочка, у него кровь течет, он испачкал мне блузу. – Пробормотал Пьер. – Теперь придется отдать прачке три су за стирку.
– Как, три су прачке? Еще чего, мой милый, если парнишка выживет, твой крестный купит тебе новую блузу.
– А вдруг он помрет? Эдак я останусь без подарочка.
– Ах, ты мой славный, ты лучше повтори молитву Святому Франциску, чтобы он позаботился о больном, а мамочка посмотрит, что можно сделать.
Громила послушно уселся возле стола и, сложив руки, начал шептать молитву, усердно осеняя себя крестом. Мамочка Лали, встав на колени возле Красавчика, осторожно оглядывала рану. Смочив кусочек холста водой из кувшина, старушонка выудила из складок своей жалкой юбки какой – то пузырек и капнула его содержимое на тряпицу. Затем осторожно приложила ее на рану.
– Пьер, сыночек, дай – ка свой пояс, мне надо закрепить повязку.
– Мамочка, как же так, ведь без пояса мои штаны упадут? – глупо уставившись на мать, спросил громила.
– Мой мальчик. Мамочка даст тебе булавку, только и всего. Давай – ка поторопимся, скоро рассветет. И достань за комодом бутылочку вина, недурно бы подкрепиться и тебе, и бедняжке Красавчику.
Луна не успела еще окончательно покинуть серое небо, как Пьер потянул за кольцо, висевшее возле комода; деревянная рухлядь бесшумно сдвинулась вперед и перед ними оказалась крышка погреба. Мамочка Лали, прихватив свечу, первая спустилась по узким ступеням вниз, за ней последовал сын, таща за собой Жака, словно спеленутого младенца. Нащупав на стене погреба такое же кольцо, Элали повернула его против часовой стрелки, крышка погреба опустилась и комод вернулся на свое место.
Путники довольно долго шли узким коридором, старушонка освещала дорогу, уверенно двигаясь вперед и словно
