на колени и совершенно искренне попрошу прощения за то, что сделала.
Николай Иванович (подозрительно). Это еще что?
Маша опускается перед ним на колени.
Маша. Простите меня, Николай Иванович, за мою глупую и никому не нужную шутку.
Николай Иванович. Какую еще шутку?
Маша. За то, что я посмела шутить с вами…
Николай Иванович. Это издевательство, а не шутка!
Маша. Простите меня за издевательство.
Николай Иванович (пауза). Ладно… Да вставайте вы!
Маша встает.
Николай Иванович (подозрительно). Что это с вами?
Маша (пауза). Не знаю. Хочется плакать из-за несовершенства людской породы.
Николай Иванович. И чтоб больше не было!
Маша (грустно). Господи, ничего вы не поняли.
Николай Иванович. Вы много понимаете!
Маша. Пошли вы к черту.
Уходит.
Николай Иванович. Нет, это нельзя так оставить! Сегодня меня, а завтра?.. Наглая и сумасшедшая девка!
Уходит.
Входит Михаил.
Михаил. Отбой тревоги. (Садится на подоконник, закуривает, смотрит в окно.) Ничего, не скучно. Жить можно… Когда она сломается, будет много грохота… Неужели всю жизнь можно прожить с таким напором?.. Нет, слишком все это громко… Не для северного человека…
Входит Холмогоров. Увидев, что Маши нет, хочет уйти, но задерживается в дверях.
Холмогоров. Когда вы пришли, здесь… никого не было?
Михаил. Никого.
Холмогоров. А вы… знакомы с Марией?
Михаил. Я? Познакомился.
Холмогоров. Ну и как?
Михаил. Что – как?
Холмогоров. Сложная девушка, да?
Михаил. Не знаю.
Холмогоров (садится на диван). Вы знаете, я, кажется, начинаю ее понимать. Она очень ранимая…
Михаил. Что?
Холмогоров. Я говорю – ранимая. Мне казалось, что она проще. Так, знаете: «У вас свободно? – Да, можете прилечь…»
Михаил. А что, осечка?
Холмогоров (морщится). Не так грубо, конечно… Каждый новый случай – это целая система взглядов, разговоров, касаний… Вам, как ученому, ближе такой анализ… А чем вы занимаетесь, если не секрет?
Михаил. Вы не поймете.
Холмогоров. Да – каждому свое… Я даже вспылил… Редко теряю контроль над собой.
Михаил. Мне это не интересно.
Открывается дверь. Идет Маша. Холмогоров делает знаки Михаилу, тот, не обращая внимания, остается, продолжает курить.
Маша входит, садится на табурет, молча смотрит на Холмогорова.
Холмогоров. Маша… Это было ужасно.
Маша. Бросьте.
Холмогоров.
