перешел постепенно в разговор о личном, о все более личном и, наконец, уже совсем о личном – это было уже в ее постели. Потом он рисовал ее обнаженной, не имея сил после двухлетнего армейского воздержания следовать незыблемой заповеди, касающейся отношений художника и натурщицы во время работы. Они все больше этим и занимались, портретами с длинными паузами, в которые вмещалось все больше и больше личного, пока однажды Алексей не осознал слишком ясно, что с личным уже перебор. Но, впрочем, он не имел ничего против отношений с Людмилой, она от него ничего не требовала, ни к чему его не обязывала, никогда не просила остаться на ночь… Со временем он стал понимать, что в Людмиле ему нравится гораздо больше то, чего она не делает, чем то, что она делает. За это ее определенно следовало ценить – но не любить же! А вот мама – Алексей снова услышал ее голос, произносящий слово «Людочка», – считала, что именно так она и выглядит, любовь. Людочка ей нравилась… Хотя – кто ее знает, что она есть такое, эта любовь? И есть ли она на самом деле? Алексей уже вышел из возраста, когда на этот вопрос отвечают безапелляционное «да», но еще, по-видимому, не дожил до тех лет, когда ответом становится лишь скептическая усмешка. Не хотелось впадать ни в детство, ни в старческий маразм, поэтому он предпочитал в этом вопросе занимать промежуточное положение, не отрицая ни наличия, ни отсутствия чувства, будоражащего сознание людей на протяжении веков. Относился к нему настороженно и с большим сомнением, никому, кроме мамы, слова «люблю» в жизни не подарив ни разу. Он даже побаивался немного этого слова – «люблю»…
А Людочка, как выяснилось недавно, вообще была помешана на художниках – до такой степени, что все остальное ей было не важно, – что сделало ее образ в сознании Алексея совсем уж прозаическим. Да, наверное, именно после того, как он случайно обнаружил в одном из ящиков ее письменного стола целую кипу разнообразных рисунков, на которых Людочка была изображена обнаженной, она окончательно потеряла в его глазах то самое главное, что притягивает мужчину в женщине, – свою загадочность. Работы к тому же принадлежали разным кистям – поверхностного взгляда хватило на то, чтобы выделить как минимум трех, а то и четырех авторов. Какая уж тут загадочность…
Людочка о его находке так ничего и не узнала – у Алексея просто не возникло никаких вопросов по этому поводу и уж тем более желания выслушивать ее ненужные оправдания, уверения в том, что он единственный, которые, как он предполагал, непременно последовали бы. Что в очередной раз утвердило его в мысли – это не любовь. Была бы любовь, он бы, наверное, только и требовал от нее, чтобы она часами твердила свои глупые оправдания, буквально насилуя его сознание, только чтобы он в них поверил. И поверил бы, наверное, в конце концов, если бы это была любовь. Если опять же есть она на свете и не является литературной выдумкой, авторской собственностью, скажем, того же Шекспира. Только поди разберись – в те времена ведь и не было никакого закона о защите авторских прав. Может, поэтому и растиражировали ее, эту любовь, потому что ответственности не боялись.
Алексей
