Но получилось как-то жалобно и со знаком вопроса в конце: ты много понимаешь в блондинках? Или все-таки не много?
Всего лишь семь лет ей удалось прожить на свете без этой дурацкой любви.
– Много! – он хохотнул, расслышав-таки ее вопрос. – И в блондинках, и в рыжих, и в русоволосых… А так же, особенно – в брюнетках…
Он не хвастался, просто дурачился, и наверняка понятия не имел, что ей захочется от этих слов заплакать.
– Почему в брюнетках – особенно?
– Потому что… Да ладно, потом объясню! – он махнул рукой. – Ты лучше про себя расскажи! Как ты-то?
«Последние двадцать три года – без изменений. Диагноз тот же, методов лечения наука еще не придумала, разговоры о том, что время лечит – сущая чушь, а в остальном…»
– Нормально, – коротко произнесла она вслух окончание мысленной тирады.
– «Нормально!» – он передразнил ее, наморщив нос, и очень похоже копируя ее интонации. – Нет, Лисичкина, это не ответ! Мы с тобой не виделись почти три года, а теперь вот увиделись, и ты мне говоришь – «нормально»! И это все, что ты можешь сказать?
– Это далеко не все, что я могу тебе сказать, – ответила Лена и, осмелев, добавила: – Кстати, могли бы видеться чаще, чем раз почти в три года. Я тебе, между прочим, в прошлый раз свой телефон оставляла…
– Ну, не дуйся, – примирительно сказал он и снова щелкнул ее по носу. – Кажется, я его потерял.
Убить его хотелось за эти щелчки. В самом деле, пора понять, что ей уже не семь лет. Не десять, и даже не пятнадцать. Что она давно уже серьезная взрослая женщина с серьезной взрослой профессией.
– Я не дуюсь, – ответила она, отворачиваясь.
– Слушай, а что это мы с тобой, как два дурака, стоим под дождем, когда можно пойти в машину и спокойно там разговаривать? Ты не знаешь случайно?
– Мы не под дождем стоим, а под зонтом, – поправила Лена.
– Это чудовище ты называешь зонтом? – поинтересовался Женька, насмешливо глянув на купол, который за время их разговора, оказывается, успел уже вывернуться наружу двумя спицами.
– Зонт как зонт, – ответила Лена, почему-то обидевшись. Несмотря на то, что сама этот зонт жутко не любила.
– Ладно, не переживай, я тебе новый подарю! На день рождения! Хотя, нет, постой… У тебя ведь день рождения, кажется, недавно прошел…
– Потрясающая у тебя память, Шевцов. Не зря в школе учителя хвалили.
– Ох, не зря! – он, кажется, и не заметил ее язвительного тона. – Не голова – компьютер! Так мы идем в машину? Или так и будем здесь торчать под этим твоим, с позволения сказать, зонтом?
Ей совершенно не хотелось идти к нему в машину. Хотелось обидеться на него – за то, что щелкал ее по носу, что называл ее зонт чудищем, что потерял номер ее телефона и забыл, когда у нее день рождения. Обидеться и послать его подальше.
А больше всего на свете хотелось его – разлюбить.
– Пойдем! – он потянул ее за руку,
