гляди, студент, ловлю на слове. И как следует душись, хаевец, – улыбнулась, а Емелин тут и рад стараться да давай обильно на одежду дефицитом брызгать.
Обработки был процесс закончен очень скоро, и позвал супругу кочегар, чтоб жениха понюхать. Подошла та осторожно, тихо и затем в себя втянувши воздух, удивилась:
– Прямо таки странно, лишь одно благоуханье только. В самый раз идти, пожалуй, к даме.
– Вам, великое спасибо, Надя! – силовик пролепетал. – Спасибо! До свиданья! Ваш должник по гроб я!
Шухов парня проводить спустился и, когда уже пожали руки на прощание, сказал Емелин укоризненно довольно шефу:
– Я, конечно, благодарен очень вам за все, но все равно считаю, так обманывать нельзя супругу. Славной женщине такой, как можно вешать на уши лапшичку гнусно? Вашу выдумку с военной тайной, перебором я считаю явным.
– Перебором!? – загорелся Шухов. – И лапшу зачем на уши вешать!? Замечательно! Да знай, Надюша, о купании смешном в сортире, не видать тебе духов французских, как ушей своих, в говно нырявших.
– Понял, шеф! Прошу простить покорно! Извините, так любезны будьте! – очень густо покраснел Емелин. Кочегар же:
– Ну да ладно, топай, – улыбаясь, проворчал, – хаевец. Взял на душу грех большой, не спорю, обманув свою жену, однако, это все из-за кого, ты помни.
И расстались. И пошел скорее к Балалайкиным Емелин Леша.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ. ПОМОЛВКА
Лишь в одиннадцать часов Емелин оказался у двери заветной. На звончек надавил, волнуясь. Дверь тотчас же отворила Лена, и с укором посмотрела:
– Где ж ты это Леша пропадал так долго? – опоздавшего спросила. – Мы тут уж совсем тебя заждались с папой.
И сбиваясь, заикаясь даже, ей Емелин отвечал уныло:
– Как же ты была права, Елена, то, что в армии нельзя чего-то абсолютно обещать конкретно. Эту мудрость ощутил сегодня на себе я, понимаешь, лично, – посильнее напустил тумана лейтенант, понепонятней чтобы, и умильно улыбнулась дева да расспрашивать не стала больше. А за руку жениха скорее да в квартиру повела, где папа ожидал как раз за водки рюмкой.
– Вот, знакомьтесь, – прозвенел звоночком голос девушки, – мой папа это, Балалайкин Александр Петрович. А вот это мой Емелин Леша.
Особист, оставив дрему, руку тут же гостю протянул, когда же их пожали мужики, промолвил:
– Разговаривать пошли на кухню, там за водкой интересней будет.
В кухне столик ожидал накрытый. Водка «Русская» на нем стояла и бутылочка вина сухого. И закуска. Балалайкин в рюмки водки влил, вина в бокал красивый и:
– Поехали! – заместо тоста по гагарински подал команду.
Рюмки выпили до дна мужчины, а винцо лишь пригубила Лена, шоколадкой закусив «Аленка».
Сервелата съев, кусочек круглый, Балалайкин вдруг спросил Алешу:
– Служба как тебе у нас по нраву? Не надумал оставаться в кадрах?
И ответил тот:
– Да
