иначе…
Вуаль исчезала постепенно, слой за слоем, увлекая мальчика вглубь, туда, где он надеялся найти мое Кружево. Вот ниточки еще несмелых, невыверенных заклинаний возводят шаткие мостки, по которым должна течь Сила… Ближе, еще ближе… Тошнота становится почти невыносимой. Прости меня, если сможешь… Чары изгибаются, делают последний шажок, цепляясь за…
Вуаль растаяла, и Кружево ребенка оказалось один на один с Пустотой…
Даже самый опытный и одаренный маг не успел бы разрушить связь. Разве только… Безжалостно обрывая собственные Нити. С чем это можно сравнить? С тем, как дикий зверь, попав в капкан, отгрызает себе лапу, чтобы освободиться. Вы на такое способны? Возможно. Но только по долгом и отчаянном размышлении. То есть через некоторое время. А у мальчика этого самого времени и не было…
Вся Сила, накопленная слабеньким Кружевом ребенка, в мгновение ока исчезла, слизанная вечно голодной Пустотой – я даже не успел ощутить ни вкуса, ни цвета… Маленький маг задрожал. Сначала – мелко, потом – все крупнее, но оторвать ладони от моих висков не смог. Я видел только лицо его отца и, с некоторым злорадством, отметил, что мужчина растерян. Еще бы: защитные заклинания исчезли едва ли не скорее, чем был опустошен его сын…
Отец мог бы спасти своего отпрыска. Наверное. Если бы предполагал нечто подобное. Но представить то, чего нет и быть не может, под силу далеко не каждому. Даже сумасшедшему. Маг опоздал. То единственное мгновение, когда ему удалось бы разорвать сети Захвата, прошло. И Пустота, утробно урча, ринулась в атаку на Нити мальчика…
Мои уши заложило от пронзительного крика. Крика, переполненного болью, жалобного, даже немного обиженного. Маг наконец-то опомнился и бросился к сыну. Бросился, чтобы подхватить уже бездыханное тело. Вместе с криком с губ мальчика вспорхнула и его душа.
Прошло минуты две, прежде чем маг снова оказался передо мной. На его руках лежала холодная кукла, изломанная последней судорогой. Взгляд мужчины не отражал ни одной связной мысли, кроме: «Почему?»
– Ты… ты убил его… – голосом, потерявшим эмоции, сообщил «отступник».
– Я знаю. – Очевидный лично для меня факт, не требующий подтверждения. – Я просил остановиться.
– Ты…
Наверное, он любил сына. Чем иначе объяснить горе, медленно, но верно проступавшее в безумном взгляде? Что ж, у любого, даже самого отъявленного злодея есть уязвимое место. Но далеко не у всех это любовь к своим детям…
– Ты… – Вены на его лбу вздулись. – Я уничтожу тебя!
Да пожалуйста. Взял бы палку поувесистее, и я оказался бы совершенно бессилен… К несчастью для мага и к огромному счастью для меня, тот, кто с детства привыкает пользоваться чарами, даже не задумывается о том, чтобы хоть раз обратиться к иному оружию…
Он наверняка выбрал самое сильное и испытанное из доступных заклинаний.
