бизнес, потерявшего советский облик, честь порочащего офицера посадить давно пора какого». Как, товарищ кочегар?
– Сурово. Не рассказывал чего же раньше? Для чего хранил в секрете тайну.
– А присматривался. Время, друг мой, царь и Бог всего на свете белом. Так не всё ещё, товарищ, это: электроника, одежда, кожа, заграничное добро иное – в сейфе тонночка бумаг хранится. А купеческий кураж в Ростове?.. Как облупленного, видишь, знаю.
Шухов вздрогнул, про кураж как только речь зашла, кабак ростовский вспомнив, где поужинал когда-то славно, и румянец лёгкий щёки тронул.
Особист, заметив то:
– Вот видишь: фирма веников не вяжет наша, – улыбнулся широко, – всё знаем.
По стаканам спирт разлил, а Шухов, чуть прикрыв глаза, Ростов представил.
…В ОВГ как раз прошёл там только ВЛК, а в Чу шёл ночью поезд, и поэтому свободный вечер, исключительно приятный, летний, в ресторан с собой повёл за руку.
…Рюмка первая – и грусть чего-то ни с того и ни с сего, как будто в душу лапами вцепилась кошкой. Коньячком её. Она сильнее, да ансамбль ещё достал попсою, доконал, грустить мешая тихо. Как заткнуть его? И как в полёте Шухов сложную решил задачу: до упора оплатив ансамблю, заказал ему играть весь вечер исключительно одну лишь песню, игнорируя других заказы.
…Породило то сперва улыбки, после – смех, но гнев затем и ярость погулять в кабак пришедших граждан. Бесновались всех кавказцы больше, темпераментный народ, однако музыканты выдавали строго лишь заказанное им и пели, как «в такие мы шагали дали…». Макаревича творенье только. Ни лезгиночки тебе с проходом, ни цыганочки, ни буги-вуги. Ничего. Лишь только крыльев шелест птицы счастья в кабаке гудящем… И ушла печаль, вот жалко только: музыкантов в тот избили вечер…
– Что задумался? – вопросом Саша оборвал раздумий ход, – не надо к сердцу близко принимать, дружище. Повезло тебе тогда серьёзно, что нарвался на меня, а то бы много горюшка хлебнул, товарищ.
– Исключительная правда это. Но скажи мне, ради бога, только, власть Советская при чём тут всё же? Вообще она с какого боку прилепилась к нам – понять никак вот не могу, ни напрягаюсь сколько.
– А при том. Когда тебя по плану разрабатывал, то понял быстро, в чём мы очень совпадаем, Шухов.
– Это в чём?
– А в нелюбОви к власти той же, всё опять к Советской нашей.
– Объясни ту нелюбовь конкретней.
– Объясняю. Ты частенько разве не говаривал о том, что власть вам, летунам да технарям советским, как оболтусам второго сорта, не даёт своё носить оружье?
– Было дело, возмущался, правда. И считаю: так и есть, Сашуля. Не пойму лишь, почему такое. Неужели там, в Кремле, не ясно: офицер, боятся дать какому пистолет, не офицер, а быдло. Никого он защищать не станет без оглядки на живот… Вот, кстати, подтвержденье слов моих – Египет…
– Ну, короче, недовольства властью демонстрация была?
– Да, точно.
– А и я ведь был обижен ею.
