Осведомился Энки. – Революция не началась?
Дед рассеянно оглядывался. Многоугольные бронзовые колени, прикрытые белыми шортами, шевельнулись.
– Где-то так. Революция, конституция.
В речи его всплыл давний несчищенный университетом акцент северных провинций.
За дверью шнырял Сушка, изведшийся от одиночества и приказания хорошо себя вести. Десятник из своего кармана купил ему мороженого, но имел неосторожность отвернуться и Сушка убежал к папе. По дороге предполагалось исследовать дядю в пиджаке.
Теперь Сушка толокся возле дверей, твёрдо зная, что туда нельзя. Так же, как и большинству аннунаков до него, Сушке не составило труда убедить себя, что, если он просто слегка заглянет в комнату, запрет не будет нарушен.
Энки увидел золотую лапу, аккуратно просунутую в дверь, и отчаянно зашикал углом рта. Мелькнул яркий Сушкин глаз.
– Так вот. Это всё, конечно, хорошо. А вы бы вот с сестричкой – она же умница – сделали мне существо, которое не будет знать, что такое забастовка. С самого начала, понимаешь, сынок? Вот это было бы, – Ану негромко рассмеялся, – чудесно. Чтобы оно не читало конституцию.
Энки поразмыслил, посмеялся за себя и за Энлиля на всякий случай. Он даже положил руку за плечо Энлиля на спинку стула.
– Такое существо уже есть. – Сказал он, подталкивая брата.
– Ну, ладно, ну, ладно. – Ану потянул за удочкой пухлую в гречке и опавших закостеневших мышцах руку. Его цветная рубашечка в нарисованных птичках приковала заинтересованный взгляд Энки. – Так ты сделай. Чтобы оно всегда было в хорошем настроении и никаких забастовок.
Сфинкс не мог долее терпеть, слыша папин оправдывающийся голос и ещё чей-то, неизвестный. По голосам он понял, что папа беспокоится, но не за себя, а за кого-то.
Сушка налёг на дверь и влез прямо в Мегамир. Дед отпрянул с удочкой. Он и Сфинкс смотрели друг на друга.
– Кто…
Энки с гордостью сказал, поймав Сфинкса за холку.
– Я его домашнее животное. Сушка, а ну, брысь отседа.
Энлиль, потемневший от разговоров, слабо улыбнулся и пощекотал Сушку за вставшим дыбком музыкальным ухом. Дед пробормотал:
– Как странно… что это за вид?
– Леану. Хищные и опасные.
– Прекрасное существо. – Без улыбки и понизив голос, проговорил Ану. – Просто прекрасное. Величественное.
Тут дед отвернулся к командору:
– Ты когда представишь нам свою монархиню? Ходят слухи, что ты намерен нас осчастливить.
Напоследок дед отколол: поднял левую руку и показал ладонь, туго сжал немалый кулак и сказал Энки:
– Оп-па. Мы – аннунаки. А, сынок?
И мигнул – одним, потом для верности ещё другим глазом.
– Оп-па. – Мрачно согласился Энки. – Папа, ты недостоин.
– На всех не угодишь.
Дед захихикал и отключился. Энки повернулся к брату.
– Правую руку надо поднимать.
