Нескладная дамочка у соседнего дома изучала список жильцов. Подозрительно.
– Что пан хочет? Вечернюю «Лидове»? Папиросы, табак? – противным голосом поинтересовался старик-киоскёр. Крозельчикюс спохватился, ткнул пальцем в первую попавшуюся пачку папирос.
Наклонился к Агате и зашептал:
– Панна Агата, не нужна вам эта махинация. Останьтесь.
Агата испуганно оглянулась. По противоположной стороне улице медленно шёл Виташ, искусно делая вид, что совершенно не интересуется Крозельчикюсом и Агатой.
– Простите меня, пан Крозельчикюс, что посоветовала вам обратиться к нему, – ответила Агата. – У меня и мысли не было… что Виташ… Я так хотела помочь! И теперь не оставлю вас! Не смейте перечить.
Холодной своей ладошкой Агата сжала запястье Крозельчикюса, и тот замер в блаженстве. Пусть завтра смерть. Теперь не страшно.
– Шесть гелеров, – напомнил о себе киоскёр.
Крозельчикюс поспешно дал ему несколько монет и машинально спрятал в карман ненужные папиросы.
«Дом Нисефора», как и большинство музеев, в понедельник не работал, а мрачно дремал серыми стенами в компании усатого сторожа.
Этот дом не был родным для Ниепце. Это была его тюрьма.
Нисефора заперли здесь почти сразу, после дознания по делу о мёренской чуме. И ему ещё повезло. Остальные жертвы первой гелиографии, в том числе и жена Ниепце, закончили свои дни в карцерах Богнице, где их до смерти лечили кровопусканиями, слабительными, опием, чемерицей и ледяной водой. Ниепце не лечили. Почти. Но ему долгих двенадцать лет пришлось трудиться в этих стенах – на благо общества.
«Дом Нисефора» следовало бы назвать музеем славы Штайнграу. Это был памятник нечеловеческой изворотливости основателей серого департамента. Открытие Ниепце, обернувшееся мёренской чумой, для Шейнграу стало лестницей к власти; никчёмная лаборатория при Богнице превратилась в структуру, контролирующую весь Мёрен.
В Штайнграу хотели от Нисефора много, но добились только изобретения безопасной гелиографии, развитие и распространение которой серые с тех пор чутко и бдительно сдерживали. Всякое новшество, хоть бы и косвенно связанное с опасной наукой офтальмологией, тщательно обнюхивали специальные люди из патентного ведомства Штайнграу и, как правило, запрещали.
Было совсем уже темно, когда Агата приостановились у запертых ворот «Дома Нисефора». Крозельчикюс же решительно прошёл мимо, прошипев только:
– Не сюда.
Он двинулся вдоль чугунной ограды, заросшей плющом, и повернул за угол. Здесь Крозельчикюса нагнал Виташ, ухватил за плечо.
– Без фокусов, дружище. Вы куда собрались?
– Пан Бодани, – сказал Крозельчикюс, оглядываясь, – оставимте панну Агату здесь. Незачем впутывать её в грязное дело.
Неслышно подошла Агата.
