дети, – кивает Фиолетта.
Садимся. То есть все садятся, а я как сидела, так и сижу. Колени сравниваю. Мои и напротив. Мои – толстые, бледные, заусенцы какие-то. Напротив – даже ничего. Крыть нечем.
– К нам в класс пришел новый ученик. Ее зовут Иванна. Прошу любить и жаловать.
Дедуня ничего не говорит, оглядывает нас директорским взглядом, лишь слегка задержавшись на Надежде. Чуть-чуть. Но это чуть-чуть мне очень не нравится. И, кстати, какая такая Иванна?! У вас глаз нет? Осматриваюсь: у всех глаза на месте, даже у Зая Грабастова. Новенького рассматривают. Дедуня наклоняется к Фиолетте:
– Как договаривались, Виолетта Степановна.
– Хорошо-хорошо.
Иванна разглядывает кончики туфель. На класс не глядит.
Фиолетта подталкивает в спину:
– Садись на первую парту, к Ивановой.
А я, готовая завопить: «Постойте, постойте! Какая еще Иванна?! С каких это пор у них такие имена?! Может, их еще и в наш туалет пускать?!», затыкаюсь и отваливаюсь. Надежда сжимает мою руку. Понятно, без истерик. Выметаюсь, уступая место этой самой Иванне. Меня тошнит от этого вида. Мне Огнивенко милее. Бедная Надежда. Она с чужими давно не сидела. Усыхает, как клоп. До полупрозрачности. Жует губками, смотрит на Дедуню, но тот велит всем вести себя хорошо и удаляется. Мог бы предупредить. Знал ведь. Хотя Надежде – это только лишняя бессонная ночь. Что да как. И я, всё еще уткнувшись в коленки, представляю выражение ее лица. Мученическое. Движение рук. Нервическое. Как бы вообще слабину не дала. В очередной раз при всех. Вот ведь горе.
Поглядываю на нее искоса. Потом во все глаза. И жалею, что их у меня пара. Ничего такого, что я напредставляла, а очень даже наоборот. Щека розовеет. И кончик носа. Иванна на нее тоже поглядывает. Дружелюбно.
– Иванна, – шепчет и ладошку сует. Надежда ладошку жмет.
– Приступаем, дети, к уроку, – стучит Фиолетта указкой по столу.
– Ты семейная или приютская? – Огнивенко встревает с задней парты.
– Это как?
– Ну, в «крейсере» будешь жить или у тебя родня тут?
Ход мыслей Бастинды понятен – хлебом не корми, дай умучить несмышленыша. Она и на Надежду давно зуб точит, да только ей до нее, как нам до Токио. Иванна ответить не успевает.
– Кто дежурный в классе? – Фиолетта интересуется.
– Я! – хлопает крышкой парты Огнивенко. Могла бы и не вскакивать – сколько себя помню, она постоянно на входе в класс стоит и ногти проверяет. И подгузники.
– Кто сегодня отсутствует? – Фиолетта открывает журнал, заносит над списком ручку. Еще один глупый вопрос – будто сама не видит. Наверное, это такой ритуал, как в племени Мумба-Юмба, где вожак обязательно спрашивает у шамана – не прольется ли сегодня дождичек, хотя на календаре – четверг.
Вопрос ставит шамана, точнее – ведьму, в тупик. Сказать, что все на месте – сказать
