сглотнула непрожеванный кусок мяса, тотчас застрявший в пищеводе, а Ефим, кинув на стол пару купюр, уже тащил ее к выходу из кафе.
Стыдно. Люди, верно, думают, что он – ее муж. И сочувствуют.
– Да я тебе… – рявкнул Ефим и, чертыхнувшись, убрал трубку в карман. Добавил в сердцах: – Сволочи!
– Кто? – осмелилась подать голос Дарья.
– Да никто. Не важно. Идем.
Он почти бежал, в машину прыгнул, как в танк, и только Дарья успела нырнуть на заднее сиденье, захлопнув дверцу, сорвался с места.
Что-то случилось. Что-то очень и очень нехорошее.
– Тут такое… в общем, если что, подтвердишь, что я с тобою был. Понятно?
– Когда?
– Что когда? – Он даже не обернулся, глядя прямо перед собой, но Дашка была уверена – видит.
– Когда ты со мной был?
– Сейчас! Сейчас я с тобой был. Обедал. Твою ж… нет, ну шутники!
А вот и офис: пятнадцать этажей цвета чахоточной зелени, тонированных стекол и блестящих, прозрачных лифтовых шахт.
– Выходи. Иди за мной. Пока не скажу, рта не открывай.
Да что он себе позволяет, в конце-то концов?! Она не рабыня! Она… она и контракта не подписала и подписывать не будет, не так ей эта работа и нужна.
Дверь входную придержать и не подумал, ворвался в холл вихрем, лавиной. Охранник, до того подремывавший за стойкой, вскочил, снова сел, открыл было рот, желая поприветствовать начальство, и закрыл, ибо начальство изволило пребывать в состоянии крайнего раздражения.
Первый этаж. Второй. Про лифт и не подумал. Шаги разносились по лестнице и терялись где-то вверху. На третьем потянуло дымом. Ряхин, остановившись, вдохнул и бросил, не оглядываясь:
– Найду, кто курит, урою.
Дарья поверила. А он уже бежал дальше. Знакомый коридор, узкий, среди высоких стен, выкрашенных в бледно-зеленый. Коричневые прямоугольники дверей и редкие картины.
А вот и его собственная приемная. В ней пустота… нет, не пустота, просто плечи Ефима закрывали обзор, поэтому Дарья не сразу увидела человека, который сидел на стуле и листал журнал.
– Что ты тут делаешь? – не слишком вежливо поинтересовался Ефим.
Человек, отложив журнал в сторону – надо же, совсем не испугался начальственного гнева, – поднялся. Был он невысок, а рядом с Ефимом и вовсе казался карликом; темноволос, сутуловат и странно неприятен.
Дарья вздохнула. Знала она за собой подобную особенность: спешку в оценке людей. Вот и сейчас, исподволь разглядывая незнакомца, она старательно выискивала детали, которые оправдали бы неприязнь.
Колечко в ухе, массивные перстни на руках, в великолепии которых меркнет скромный ободок обручального кольца. Часы, нарочито съехавшие почти на ладонь, чтобы всем была видна марка: достаточно известная и в то же время престижно-демократичная.
– Представляешь, зашел вот, а тут Анечке плохо, – голос у человека низкий, урчащий. –
