Бешеный какой-то! Откуда я знал, что он стрелять начнет?!
Оправдания вербовщика никто не слушал. Двое громил отошли в сторону, совещаясь.
– Ну, что делать будем?
– Да ничего. Сколько у нас человек не хватает?
– Троих.
– Ну, один у меня есть. Экстремал какой-то. В баре познакомились. И этих двоих заберем. Ты давай, Крамору отзвонись, пусть машину встречает.
Его напарник криво усмехнулся, взглянув на неподвижное тело Макса и бестолково суетящегося подле рюкзака горе-вербовщика.
– Хочешь их обоих в Пятизонье, к Греху отправить?!
– А какие варианты? Может, сам по руинам побегаешь, в поисках добровольцев? Ты главное, не тупи! Наше дело маленькое – народ набрать. А кто, как, почему – без разницы.
– Эй, я не согласен! – Вербовщик, слышавший их диалог, медленно попятился, пока не уперся спиной в огрызок стены. – Я никуда не пойду! Мы так не договаривались!
– Серый, угомони его! Думать надо было головой! Аппаратуру угробил?! А кто платить станет?
Максим лежал, по-прежнему не шевелясь.
После удара по затылку к горлу подступала тошнота, голова кружилась, и ему по большому счету было сейчас все равно, где он окажется через несколько часов, лишь бы не забили до смерти. В сказки о Пятизонье он не верил. Нет там никого за непроницаемым мутно-серым куполом. Ни людей, ни машин. Пустыня одна.
Он плотно зажмурил глаза. Ну, заставят отработать на какой-нибудь стройке или в подпольном цеху. Не впервой. Сбегу…
В глухом проулке раздалось несколько мягких ударов, сопровождаемых сиплым судорожным вздохом вербовщика, затем прозвучал голос:
– Все, хватит! Подгоняй машину, грузим их! Нам по дороге еще ко мне надо заскочить! Давай в темпе, пока караул на блокпостах не сменили!
Что происходило дальше, Максим практически не помнил. После удара металлическим прутом по затылку в сознании все плыло, он оказался во власти багряных сумерек, на фоне которых изредка появлялись и исчезали мутные осколки реальности.
Его куда-то везли, в салоне старенького микроавтобуса нестерпимо воняло потом и бензином, прямо под ухом нудно, по-бабьи причитал тот самый вербовщик, похоже, он валялся, избитый и связанный, на полу между рядами сидений. Был с ними еще кто-то, но лица третьего пассажира Максим не запомнил, тот забился на последнее сиденье и притих.
Очередная остановка совпала с временным просветлением сознания. Максим сел, преодолевая дурноту, но тут с лязгом открылась боковая дверь, пахнуло холодом, свежестью, в клубах взвихрившегося пара появилась фигура одного из громил.
Вербовщик вдруг отчаянно закричал:
– Серый, не надо! Я заплачу! Я…
Хрусткий удар оборвал надрывную мольбу. Максим инстинктивно сжался, наблюдая, как вербовщику заткнули пасть кляпом, а третьему пассажиру зачем-то завязали глаза.
Он понял, что тихо отлежаться, а когда
