лица с указанными именем, отчеством, фамилией и местом и годом рождения, но отнюдь не идентичность такового с пойманным террористом СД. В совместном документе НКВД, НКГБ и «СМЕРШа» в отношении установочных данных П. И. Шило сообщается, что они подтверждены проверкой. Однако обратим внимание на то, что проверкой не подтверждено соответствие человека и фамилии, а с учетом подробно описанных далее непонятных нестыковок биографических и установочных данных фигуранта нашего расследования это вызывает существенные и обоснованные сомнения.
Приведенная архивная справка заставляет также обратить внимание на нюанс, на первый взгляд, не имеющий значения, но в действительности весьма важный. Дело в том, что хутор Бобрик и село Бобрик – это разные, хотя и находившиеся близко друг от друга населенные пункты, и рожденный на хуторе никогда не скажет о себе, что он родился в одноименном селе. Более того, казаки с некоторым презрением относились к крестьянам, дразнили их «селюками» и иными обидными прозвищами, и уже хотя бы по этой причине человек, проведший свое детство в их среде, спутать село с хутором никак не мог. Так что не исключено, что некто, скрывавшийся под фамилиями Шило и Таврин, просто не обратил внимания на данную тонкость, и это отнюдь не свидетельствует в пользу его идентичности с указанным в справке уроженцем хутора. Справедливости ради следует отметить, что прошедшая в 1930-х годах реформа административного устройства СССР все же могла стереть в памяти различие между селами и хуторами.
Впрочем, и следствие тоже, видимо, не было окончательно убеждено в том, кого же все-таки задержали в Карманове. Из доступных нам следственных материалов (надпись на обложке дела заключенного, протокол приобщения к делу вещественных доказательств, а также справка об исполнении приговора) видно, что речь в них шла не о Шило (Таврине) и Шиловой (Адамчик), а о неких Шило-Таврине и Шиловой-Адамчик, т. е. о людях с двойной фамилией, каковыми они не были. Исходя из этих данных, мы можем обоснованно предполагать, что в качестве таковых они фигурировали и в обвинительном заключении, и в приговоре. Приговор суда – документ в высшей степени серьезный, в нем имеет значение любая буква, и указанная там неверная фамилия дает подсудимому законное основание утверждать, что к ВМН приговорен не он, а какой-то другой человек. Конечно, только в случае, если ему или его адвокату позволили бы сделать такое заявление…
А как полагалось поступить по закону? Допустим, следователь достоверно установил, что подследственный фактически и несомненно является никоим образом не Тавриным, а Шило. В этом случае он обязан был вынести постановление об уточнении анкетных данных, в котором указал бы обнаружившиеся факты и их источники. В резолютивную часть такого постановления непременно вошла бы фраза о том, что подследственного отныне надлежит именовать Шило Петром Ивановичем и что все ранее полученные вещественные доказательства и свидетельства по Петру Ивановичу Таврину следует считать относящимися к Петру Ивановичу Шило. В советском уголовном процессе существовало понятие прозвища,
