на него:
– А я пешком пойду? Умник!
– А давайте ее и звереныша прибьем здесь, а сами скажем, что на нас напали! – радостно предложил Иван, шмыгая заложенным носом. – Ты, Виль, человечину любишь?
– А давайте мы все помолчим!!! – неожиданно зло рыкнул перевертыш. Все сразу замолкли. Ведь он вурдалак, ему виднее, да и злить его не стоит.
Мы миновали пригород и выехали на дорогу, тянущуюся, казалось, бесконечно между двух кромок темного леса. Изредка нам встречались маленькие села. Побогаче – радовали ладными срубами, победнее – угрюмо косились заборами и темными от дождей и времени избушками.
Я никогда не выезжала дальше близлежащих деревень, куда мы, дети, отправлялись на заработки. Мне казалось, что я наконец-то выбралась из замкнутого маленького мирка и сейчас еду в большой, полный неожиданностей мир.
Неожиданности появились тут же и пробежали заячьей тенью прямо перед лошадиными копытами.
– Чтоб тебя! – в сердцах плюнул гном, останавливаясь. – Ох, ребятки, плохая это примета.
– А ты что, в приметы веришь? – удивилась я.
– Еще как!
И не зря. За зайцем из леса вышел худой облезлый волк. Голодным взглядом он уставился на несчастную кобылу и, обливаясь слюной, вожделенно высунул язык. Моя толстопузая кляча недобро покосилась на зубастого хищника и вдруг попыталась встать на дыбы. Такой резвости от нее я не ожидала. Судорожно прижав к себе Анука и тоненько заверещав, я свалилась в самую гущу ледяной дорожной жижи. Волк подскочил пуще лошади и умчался обратно в чащу.
Мои порты промокли до нитки, в сапогах хлюпала вода, а безуспешные попытки подняться вызвали у полоумного Петушкова острый приступ веселья. Тот хохотал как душевнобольной и тыкал в мою сторону трясущимся пальцем. Впрочем, Бог не Микишка – видит, на ком шишка: Иван так закашлялся, что сам едва не вылетел из седла. Пантелей покрутил пальцем у виска, глядя на него, крякнул и, спешившись, помог мне подняться:
– Нет, эту клячу надо сожрать! – буркнул он. – Говорил же вам, заяц на дороге к худу.
Меня водрузили обратно на лошадь, посадили ничего не понимающего со сна мальчика и снова тронулись в путь.
За три часа беспрерывной езды у меня заломило тело, а влажные порты задубели от ледяной корочки. Лошадь и вовсе стала припадать, превращая езду в невыносимую пытку.
– А давайте сделаем привал, – осторожно предложила я, – и что-нибудь покушаем.
– Женщины! – фыркнул Виль.
– И дети! – грозно добавила я. – Малыш, ты не замерз?
Мальчик поднял на меня совершенно счастливые глаза и звонким голосом чисто произнес:
– Лошадка. Мама. Кататься.
– Знает малец толк в развлечениях, – протянул гном. – Настоящий мужчина: жеребца ему, женщин и быстрой езды. Только на этой кляче, парень, далеко не уедешь, – между тем продолжал Пан со знанием дела, – да мы ее скоро сожрем!
– Пантелей, придержи язык, – грозно прошипела я.
