повезет – адаптируется к безнадеге, к тому, что его жизнь кончена. И уже до конца продолжает быть роботом. Второй путь – человек не может адаптироваться к тому, что жизнь кончена, не может быть роботом всегда. И что тогда? Тогда начинается угасание. Идет оно быстро – и умственное, и физическое. Воспаление лимфатических узлов. Изъязвление желудка и кишок. Что-то такое происходит с корой надпочечников – важной частью человеческого здоровья. И человек погибает. То есть «высшей меры» – расстрела – вроде бы и нет, а на самом деле – есть.
Здесь, в Потьме, точнее – в Явасе был один из нескольких пунктов в стране, куда помещают пожизненников.
Первые десять лет – десять! – надо жить в камере – по двое, по трое, а кто хочет, может жить один. Олег захотел – его поселили одного. Но никто обычно не хочет, теперь он уже это знал. Работать не разрешается. Это и было худшее наказание. Иногда разрешают что-то плести или вязать – не выходя из камеры. Из нее выйти можно только на полтора часа прогулки. В такие запирающиеся дворики, не больше чем камеры. Раз в неделю – баня. Других развлечений нет.
Через десять лет – при хорошем поведении – могут перевести на несколько облегченный режим. Еще через пятнадцать можно просить о пересмотре дела. Есть шанс выйти на свободу. Правда, Олег не слышал, чтоб кому-то удалось, – не доживают. Кривая Силье.
Про себя Олег был уверен – не доживет. Нельзя жить, не живя. А это вот – он жизнью считать не мог.
Он же мечтал вместе с Женей, со всем их Братством многим сиротам дать совсем-совсем другую жизнь, чем ту, которой они жили. Мечтал сделать их счастливыми. Осуществить главное, самое-самое сильное желание каждого одинокого ребенка – дать ему семью, маму и папу. Он понял, что чиновники этого сделать не могут. Вернее, они делают это – но только маленькими порциями. Слишком маленькими. Причин множество. Одни, почти не скрывая, заинтересованы в сохранении детских домов и достаточного количества детей там: больше детей – больше финансирования. Другие хотят сохранить препятствия в усыновлении больных детей иностранцами: чем больше препятствий – тем дороже усыновление…
Да, было немало и тех, кто искренне хотел найти своим подопечным приемных родителей – в России или в других странах. Но их усилий не хватало. Дети росли в этих домах без родительской ласки, без того потока нежных слов, которые весь день слышит крохотный ребенок от матери – и так выучивает к полутора примерно годам родной язык. Детдомовские дети теряли понапрасну этот важнейший в жизни человека первый год жизни – когда он все усваивает с непомерной быстротой и интенсивностью. Они не развивались так стремительно, как с первых дней жизни предрешено природой развиваться ребенку под любящим взглядом.
Олег верил, что именно подростки России, не растерявшие жалости, добросердечия, легко входящие в роль старшего брата или сестры, образуют целое движение в пользу российских сирот – и сумеют переломить ситуацию.
А еще он хотел помочь старикам – тем, кого их взрослые дети сдают в дома престарелых. Там иногда и уход
