мягкое тепло, прогонявшее Маринины страхи.
– Я… так боюсь… – прошептала Марина.
– Мне тоже страшно. Это нормально. Странно было бы, если б мы не боялись.
– Я за Лешу… боюсь. Если вдруг… что… с ним. Я не переживу.
– Переживешь, – неожиданно жестко сказала Юля. – Переживешь. Куда ты денешься. У тебя дети.
– А если с детьми что? Как тогда жить? – И Марина вдруг завыла в голос – на одной ноте, тоскливо. Юля не утешала ее, просто сидела рядом. Потом вздохнула:
– Ты знаешь, я много думала в последнее время. Было о чем – ты знаешь. И я одну вещь поняла: каждый имеет право на смерть. Даже наши дети. Не в том смысле, что может сам руки на себя наложить, нет. Просто мы в смерти – не властны. У каждого свой срок. И когда он придет… А пока живем, надо жить. Ты вот меня от смерти спасла, спасибо тебе. Не мое время было. Если сумеешь, и Лёшку спасешь, и детей. Значит, еще им не время. Детей страшно терять. Но мы их не для себя рожаем, понимаешь? Для мира, для их собственной жизни. Не для себя. Надо отпускать когда-то. Надо. А уж что будет… Марин, ты не вини себя. Это я про Мусю. Ты сделала что могла. Теперь она сама должна справляться.
– Мне все кажется, мало сделала…
Марина села. Голова уже почти не кружилась, и тело слегка согрелось. Она обняла Юлю:
– Спасибо тебе.
Юля кивнула:
– Не за что. Всегда зови, как замерзнешь.
– Юль, почему? Почему мы с тобой раньше не дружили? Ведь всю жизнь рядом.
– Не знаю. Может, потому что Валерия тебя забрала себе? Целиком?
– Скажешь тоже…
– Ну что, встанешь?
Марина встала – ее слегка шатало, но с этим уже можно было справиться.
– Я пойду к реке спущусь, полежу там на траве. Надо сил набраться.
– Пойти с тобой?
– Нет, спасибо, родная. Теперь я справлюсь.
Марина легла навзничь на землю – трава вся высохла и пахла сеном. Небо затянуло белесой дымкой, солнце казалось воспаленным красным глазом, грозно смотрящим сверху. Жара чуть спа€ла, но духота, настоянная на дыме и гари, давила на грудь. Марина закрыла глаза. Теплый бок земли покачивался под ней, как будто баюкал. Снизу, из глубины, шло ровное сильное тепло, которое пронизывало все тело Марины, наполняя его силой и энергией. Марине казалось, что она сама стала травой и пустила корни. Зияющая пустота в душе наполнялась светом и любовью, и зарастала черная трещина в сердце, разбитом злыми словами дочери. Марина знала: Муся кричала это все в запальчивости, сама себя не слыша, но легче от этого не было. И она боялась, что Леший так и не сможет простить дочь.
Марина слегка задремала, и ей привиделось, что она – такая маленькая! – лежит в огромной ладони земли, согнутой ковшиком. Ладонь проросла травами и корешками, а на пригорке у основания большого пальца даже цвели какие-то ромашки и васильки. Посмотрев вверх, она увидела вторую руку, прикрывавшую ее сверху: голубая ладонь неба с редкими белыми облачками
