к Ван Цзюню.
Он сел на корточки, вжался в скользкий от дождя дверной проем – с вывернутой согнутой спиной, с пустыми карманами и еще более пустым животом, широко открытыми глазами высматривая цель, которая его сегодня накормит. Высоко над головой повисли светящиеся приманки, предназначенные тем, кто живет в небоскребах, людям с деньгами и документами в кармане. Он ничего этого не знал и не понимал. Закашлялся, сплюнул черную слизь из горла. Улицы – это он знал. Органическую гниль и отчаяние – понимал. И еще голод – ощущал его рокот в животе.
Жадными глазами он всматривался в проходящих мимо людей и взывал к ним на смеси мандаринского и диалекта Чэнду, вставляя единственные известные ему английские слова: «Дайте мне денег. Дайте мне денег». Он вцеплялся в зонты и желтые плащи. Поглаживал рукава и покрытую пудрой кожу, пока люди не сдавались и не давали ему деньги. Тем, кто вырывался, он плевал вслед. Тех сердитых, кто пытался его схватить, он тяпал острыми желтыми зубами.
Приезжих мало было в этой сырости. Конец октября разгонял их домой, в свои провинции, дома, страны. Впереди лежали тощие времена, настолько скверные, что он беспокоился за свое будущее и пересчитывал поданные ему мятые бумажки. Крепко держал легкие алюминиевые монеты цзяо, которые ему швыряли. У иностранцев всегда есть бумажные деньги, они часто их дают, но иностранцев в последнее время стало слишком мало.
Он оглядел улицу, поднял с земли мокрый кусок бетона. Говорили, что в Хуоцзяньчжу бетон для строительства не использовался. Интересно, каковы там на ощупь полы, стены? Он как-то смутно помнил свой дом до того, как попал в Чэнду, – глиняный, с земляным полом. Вряд ли сердце города сделано точно так же.
В желудке засосало еще сильнее. Наверху вертелся видеоролик Лу Сеянь, певицы из Гуандуна, увещевающей прохожих отвергнуть Три Ошибки Религии: догматизм, терроризм и фракционизм. Не обращая внимания на ее визгливые обвинения, он продолжал рассматривать толпу.
В потоке китайских лиц закачалось бледное. Иностранец, но какой-то непонятный. Не шагает вперед с определенной целью, не пялится на чудеса Чэнду. На чужой улице он выглядел как дома. Одет он был в черный плащ, спускавшийся до земли. Плащ блестел, отражая игру красного и синего неона и вспышки уличных ламп. Они завораживали.
Ван Цзюнь придвинулся ближе. Человек был высок, под два метра, глаза скрыты темными очками. Ван Цзюнь узнал очки и был уверен, что человек сквозь эти чернильные овалы видит ясно. В линзах спрятаны микроволокна, они крадут свет, усиливают его и выглаживают, и человек видит все как днем, хотя от других его глаза скрыты ночью.
Такие очки весьма дороги, и Гао Трехпалый их купил бы, если бы удалось их украсть. Вань Цзюнь смотрел человеку вслед, выжидая, пока тот пройдет мимо своим уверенным, наглым шагом, потом двинулся за ним, скрытно, крадучись. Когда человек свернул в переулок и исчез, Ван Цзюнь поспешил следом.
Заглянул в переулок. Дома обступили темный проход. Ощущалась вонь экскрементов, гнили, плесени. Вспомнилась
