лицо выражало недоумение. Катя сказала взволнованно:
– Я еще могу понять подростка-школьника, занимающегося этим. Но… – она презрительно поджала губы. – Вы же взрослый человек, образованный, воспитанный. И так…
Я набрал воздух и, выдохнув, ответил с горечью:
– Вам не понять или вы никогда не чувствовали то, что можно чувствовать при этом.
– Да уж куда мне, – вставила Катя.
– Такое ощущение! – продолжил я с еще большим воодушевлением. – Внутри все закипает, и сердце бьется громче, отчетливее. Смотришь и не можешь оторваться. Понимаешь, что нельзя, что надо уходить. Может, уже поздно. И от этого боишься еще больше. Боишься, что тебя заметят… Страх быть пойманным. Он обжигает! Заставляет дрожать все тело мелкой дрожью. Теперь все это вместе. Такая гамма ощущений! Какие краски! Где еще можно испытать такое? И какими еще словами можно передать все это в полной мере?
Катя внимательно слушала мой монолог.
– Понимаю, – она кивнула головой. – Но тем не менее. Хотя бы незаметно. Не так явно и открыто. Какой вы азартный! Вечерами вашу комнату будут закрывать на ключ. С этого дня.
– Но позвольте! – возразил я. – Есть еще одно и я подозреваю, что вы знаете, о чем я говорю.
– Что такое?
– Я про девушку. Та, которая пропала. Я знаю, она там внизу, и слышал ее стоны, это ее голос…
– Вам послышалось. – Катя недовольно поморщилась.
– Но крики были предсмертные, так кричат, когда умирают! Я знаю!
– Знаю! Что вы можете знать, кроме своих пейзажей? Это вам не краски размешивать. В жизни все намного сложнее, чем вам кажется, – сказала она категоричным тоном.
На ее лице отобразилось страдание. Катя вздохнула и добавила печально:
– Иногда приходится делать ужасные вещи, совершать такие поступки, от которых самой страшно становится… Тяжело… Мне всегда жалко, когда я так поступаю и горько на душе.
– Зачем же вы так делаете? Это нехорошо…
– А что еще остается? – перебила она. – У меня нет другого выхода. Такова моя жизнь, но я всегда играю по правилам.
Голос ее задрожал. Она продолжила, волнуясь:
– А вы… Вы… Что знаете о смерти? Что видели в своей жизни? Цветастую палитру и разрисованных матрешек? Веселую радугу на небосклоне? Яркое солнышко?
Катя смотрела прямо на меня и внезапно глаза ее стали наполняться слезами. Она отвернулась в смущении, достала платок и поднесла к лицу, всхлипывая. Затем слегка успокоившись, повернула ко мне лицо с заплаканными глазами и сказала с выражением:
– Вы видели, когда-нибудь, как у матери отбирают ребенка и бросают в огонь? Когда отец смотрит, как его сын истекает кровью и ничем не может ему помочь… Вы видели такое? Его лицо обращенное к небесам? Как он страдает! Видели? А корабль полный людей? – она подошла вплотную и заговорила с еще большим чувством и выражением. – Он вдруг разламывается пополам! – Катя взмахнула руками
