Перовский был знаком, благодаря Пушкину.
– Вечер добрый, Василий Алексеевич – пробасил критик – Не скрою, удивлен Вашему назначению. Однако весьма рад этому.
– Да я и сам, если честно, Петр Александрович, не меньше Вашего удивлен – рассмеялся Перовский, отвечая на рукопожатие.
Из своего кресла поднялся брюнет и тоже с радостной улыбкой на почти девичьих губах направился к Перовскому. Это был приехавший недавно из Москвы поэт Евгений Абрамович Баратынский, с которым Перовский уже не единожды встречался вот на таких поэтических посиделках.
– Приветствую Вас, владыка степей – хохотнул поэт, пожимая руку губернатора – А мы сейчас только говорили, что Вам, Василий Алексеевич, предстоит трудиться там, где когда-то вольничал Пугачев. Александр Сергеевич вот задумал…
– Подожди, брат-Баратынский – прервал его Пушкин – Я сам потом расскажу. Разреши, Василий Алексеевич, представить тебе Николая Васильевича Гоголя. Незаурядного, поверь мне, писателя – он подвел несколько удивленного Перовского к долговязому сутулому незнакомцу – Да-да, это и есть тот самый Николай Васильевич, который удивит весь мир и нас еще ни один раз…
Пока шли приветствия и знакомства, все тот же лакей в ливрее и старом парике расторопно расставил на столе бутылки с вином и тарелки с закуской, а потом в ожидании новых распоряжений с торжественным видом занял место у двери.
– Друзья, давайте за стол – пригласил Вяземский.
И вскоре дружная мужская компания зазвенела фужерами и столовыми приборами…
Перовский любил бывать на таких вечеринках. И не потому, что в эти мгновения можно было отвлечься от повседневности. В конце концов, найти отдушину, можно было и в другом обществе – офицеров, царедворцев или просто баловней судьбы, но Василия Алексеевича тянуло именно к творческой богеме. Хотя…. Это сейчас они богема, а ведь недавно… Тот же Вяземский еще совсем недавно был ссыльным. Даль, который в сегодняшний вечер дежурил в госпитале и не смог принять участия в дружеской попойке, полгода назад сидел в тюрьме. Да и сам Пушкин по большому счету находился под надзором…
Что-то их притягивало друг к другу. В этой дружбе как-то незримо, но вполне осязаемо присутствовал еще один человек. О нем не принято было говорить, но он тоже как бы сидел за столом. Царствующий Николай Павлович был двоякой личностью. Его, прошедшего через межвластие и Сенатскую площадь, было трудно назвать либералом, но он, порою, мог проявить снисхождение и даже мягкость в отношении творческих людей, которые его, помазанника божьего, критиковали. Самодержец прекрасно знал, что Перовский, да и воспитатель наследника престола Жуковский поддерживают дружеские отношения с вольнодумными поэтами и писателями, но в эту дружбу он никак не вмешивался. Впрочем, довольно часто император интересовался у того же Перовского, как, например, поживает Пушкин? Что нового он написал?
…Дружеская вечеринка
