о том, чтобы помнить их спустя год.
А Олев Киви помнил. Ему и в голову не приходило забыть.
Неужели заплесневелое родство душ, в которое я никогда не верила? Один шанс из тысячи? Мекка для сумасшедших?
Я поежилась.
Если дело обстоит именно так, то я имею дело с тяжело больным человеком. Причем, без всякой надежды на выздоровление. Но откуда обо всем этом узнал Стас?..
Перехватив руки Олева, я крепко сжала их запястья. Время, отпущенное мной на поощрение его безумств, закончилось. Он и сам понял это, и снова разразился потоками извинений.
– Объясните мне, что происходит, Олев.
Киви отпрыгнул от меня с проворством блохи и метнулся в противоположный угол номера – за спасительной фляжкой.
– Хорошо… Когда я увидел вас сегодня… Вы сидели на том месте, где обычно сидела моя жена. Не рядом, не через кресло… Вы сидели именно там, где я впервые увидел ее… Три года назад.
Совсем нетрудно было это предположить, Олев Киви.
В ожидании развития сюжета я наблюдала за его глоткой, всасывающей виски: кадык эстонца ходил, как поршень, а мокрый подбородок слегка подрагивал.
– И ваше платье… Это ее любимый цвет. Красный…
И фасон, мысленно добавила я.
– Kurat votaks!..[17] Мне показалось… Мне показалось, что это она. А потом, когда я увидел вас в ресторане… Вы пили ее любимое вино…
– Простите… Я не знала. Но если бы знала – заказала бы себе что-нибудь другое, – я была сама оскорбленная невинность.
– Вы не так меня поняли… Вы любили когда-нибудь? По-настоящему?
По-настоящему я любила только брюссельскую капусту, культпоходы по магазинам и духи «Acqua di Gio», и потому сочла за лучшее промолчать.
– Когда любишь по-настоящему, невозможно смириться с потерей, – забубнил эстонец. – И ты обречен на вечные поиски… И тебя всегда будет преследовать мысль, что ты просто опоздал на встречу, и что тебя все еще ждут… В маленьком кафе… Где-нибудь на углу улицы Раху…
Эк куда тебя занесло, Олев Киви! Знавала я это кафе на улице Раху, самый обыкновенный гадюшник с выпечкой, тем более, что кофе лучше всего варят в Старом Городе… Похоже, ты видишь только то, что хочешь увидеть.
– Отчего она умерла? Ваша жена?
– Несчастный случай, – он совсем не был расположен к разговору об убийстве: это было бы оскорблением для его тонкой филармонической души. В высоколобых исполнительских сообществах все умирают естественной смертью, или, в крайнем случае, становятся жертвами автокатастроф.
– Сочувствую… Когда это произошло?
– Год назад… И ничего, кроме ярости. Она оставила меня, она подло меня оставила…
Если ты так убиваешься, то почему тебе не последовать за ней?
Олев Киви смотрел на меня остекленевшими глазами: он здорово набрался.
– Четыре месяца
Kurat votaks! (
