Берм проснулся в два часа пополудни в крохотной темной комнате постоялого двора. «Живой, – с облегчением подумал он; но головная боль дала о себе знать скорее, чем парень успел открыть глаза. – Хорошо, почти живой».
Кадван согласен был потерять еще пару-тройку часов, погрузившись снова в сон, однако рассудок его посчитал иначе. «Деньги!» – беспокойно пронеслось в мозгу, и та из рук, что более другой претендовала сейчас на целостность, потянулась к потайному карману пиджака. Купюры были на месте, и Берм искренне поблагодарил Всеведущих.
Превозмогая трудности похмельного пробуждения, парень неохотно поднялся. Ни одна его конечность не была сломана, и это оказалось третьей хорошей новостью. Кадван потер глаза, поднялся и раскрыл потрепанный бумажник. Даже с учетом вчерашнего кутежа здесь оставалось сто шестьдесят семь экю и двадцать сорэ на личные расходы – с лихвою хватит на семь месяцев. Затем парень глянул на спрятанные в одежде банкноты, – по-прежнему почти тысяча экю, за вычетом долгов.
Прощай, старая жизнь! Прощайте, карты и алкогольное забытье!
Рядом с кроватью на тумбочке лежала кобура с пистолетом – вчера Берму хватило сил отстегнуть ремни, прежде чем свалиться без чувств. Лишь одного взгляда на оружие было достаточно, чтобы воспаленный рассудок разгорелся былой ненавистью и утонул в воспоминаниях.
Там, лежа в окопах и сжимая в руках штуцер, Кадван со всей аккуратностью целился – и стрелял. В руку или ногу и никогда – в сердце или в голову. Нужда в деньгах решила все за него, но парень никогда не гордился тем, что стал солдатом.
Пошатываясь, Берм подошел к зеркалу. Кто поверит, что он лишь недавно пересек двадцатилетний рубеж? Он уже успел попасть в ад, выйти из него и попасть туда снова. Поэтому на его лицо легло то выражение, что появляется у измученных жизнью людей после сорока.
Даже когда он смеялся, карие глаза оставались такими же суровыми и скорбными, а квадратное лицо не теряло своей жесткости. Морщины на низком лбу появились в тот момент, когда о его негласном отказе стрелять на поражение стало известно товарищам по роте и кто-то из них, выслуживаясь, доложил об этом командованию. В результате Кадван был прилюдно избит, а затем все-таки вынужден был стрелять на поражение.
Сейчас только подстриженные темные, почти черные, волосы – к собственному его удивлению, без единой проседи – выдавали в нем молодого человека. Но здесь никто не знал, что этот молодой человек прошел войну, в которой его родное государство Книвет было повержено.
Тем не менее ликующий противник, маленькое государство Сотери, забрал себе книветские пограничные территории. Те славились полезными ископаемыми, углем и сланцем, а значит, были весьма ценным приобретением.
Понимая, что возвращаться ему больше некуда и незачем, Кадван бежал в Одельтер, чтобы начать новую жизнь. Знал бы он, что ему уготовано стать шулером! Знал бы он об этом – попросил бы первого попавшегося чародея стереть из его памяти правила игры в покер, ломбер и «тысячу».
В
