style="font-size:15px;"> Рыбья голова, соседствующая с четырьмя картофельными дольками и горсткой разваренной крупы, смотрела на него пустым глазом. Берм неохотно потыкал в нее ложкой.
За спиной парня сидели и разговаривали о насущном два подозрительных типа. Между делом они поглощали такую же похлебку и так довольно причмокивали, будто угощались нежнейшим супом-пюре в самом императорском дворце Найтерины.
Кадван еще раз печально взглянул на рыбью голову, вздохнул, оглянулся и подозвал дремавшего неподалеку упитанного кота. Тот проснулся, отозвался и выгнул спину, явив миру белые бока с большими и неказистыми пятнами. Двое горожан, не обращая ни на что внимание, продолжали трапезу и разговор, но теперь Кадван прислушивался.
– …подождал, пока конюшня разгорится, а потом зашел, – равнодушно сказал один. – Так и сгорел.
– Прямо с лошадьми? Денег-то сколько пропало! – удивленно воскликнул второй.
– Да не все сгорело – одна конюшня, а там их три. Тебе, Жес, лишь бы деньги считать!
«И никто не стал тушить? Нечисто дело», – решил Кадван.
Привстав на задние лапы, харчевенный кот положил две передние ему на ногу – и замяукал, жалобно выпрашивая подачки. Но не успел Кадван выудить рыбную голову из похлебки, как зверек заурчал, вороватым движением выхватил ее из руки Берма – и был таков.
«Вот черт», – по-доброму усмехнулся парень.
– А что самое главное в жизни? Деньги! У тебя их никогда и не бывает, ибо ни считать их, ни думать ты не умеешь. А я сразу понял: богат будет тот, кто вдову смотрителя возьмет замуж. Я бы и сам на ней женился, – самодовольно изрек второй незнакомец.
Кадван по-прежнему прислушивался к чужому разговору – все же лучше, чем быстро расправиться с похлебкой и выйти на холодную улицу.
– Как бы не так! – отрезал первый. – Жена-то за ним в огонь бросилась.
– Неужто спасать? – второй, по-видимому, выпучил глаза.
– А кто знает. Закричала, в огонь кинулась и выйти уж не соизволила. Но у них дочка осталась, на ней и можешь жениться, – ехидно заявил первый. – Только назавтра у нее дом заберут в уплату за сгоревших лошадей. В бордель пойдет служить, не иначе.
– Надеюсь, девка красивая, а то ведь помрет с голоду.
– Тоже в огонь бросится. Как те, с деревень.
На этом трудности соседнего села стали заботить едоков гораздо сильнее, чем судьба девушки. Разговор перетек в другое русло.
Кадвану было без разницы, что случилось с крестьянами и почему толпа зевак, собравшаяся у горящей постройки, не смогла удержать женщину от самоубийства. Но Берм тут же представил, сколько сможет сэкономить, уведя в суматохе почтовую лошадь, которую потом спишут на пожар. Ведь это куда разумнее, чем тратить тяжелым трудом выигранные деньги.
Только бы успеть!
Довольный и полный решимости, парень вскочил с места,
