style="font-size:15px;"> – Они что, друг друга рекламируют?
– Пиарят. Это называется – пиар. Пиарасты.
– А, в Европе тоже есть пиар. Там вот эти вот, – он ткнул в плакат, – выступают по телевизору. Называется «дебаты».
– У нас по ящику показывают и не такое. И знаешь, что тебе скажу? Хорошо, что у нас нет телевизора.
В принципе, ящик ящиком. Он для того и создан. Не хочешь видеть очередную намасленную лысину – выключи и иди спать. Или читать книжку. Но когда видишь вот это на каждом углу – поневоле поднимается раздражение.
Ислам собирает его в плевок и отправляет под ноги.
– Неужели вашим людям это нравится? – допытывается Яно.
– Не очень. Да что там. Спроси любого – и каждый тебе ответит, что он уже не помнит большую часть этих морд. А тем, кого помнит, – не верит. Совсем не нравится.
– А почему никто ничего не делает?
– Ты как ребёнок, Ян.
– Могли бы что-то сделать. Если каждый сделает понемножку, может быть, они, – он тыкает в плакаты варежкой, – захотят… подумать?
– Что сделать, например?
Ян делает шаг в сторону, на ходу стягивая варежку. Пальцы скользят по плакату, находят слабину в плохо промазанной клеем бумаге. Она превращается в его руках в комок и летит в ближайшую урну.
– Неплохо, – оценил Ислам.
Улыбка вползает на лицо, полная застенчивости, держится на губах.
– Я правильно сделал?
Он иностранец… нет, не так. Не важно, иностранец он или нет. Просто его мир – это не только родной Таллинн и кое-где этот город, его мир очень далеко отсюда, и одновременно он – везде вокруг. В кусочках, что разбросаны по комнате в общежитии, книжках, дисках с музыкой, в мелодии, что он наигрывает на своём саксофоне. Его мир – это далёкая Мексика, это Индия и Китай. Глубины океана, оркестровая яма и рёв зрителей на концерте «U2». Он нигде, и в то же время ему есть дело до всего.
– Ещё бы, – говорит Ислам. – Ещё бы…
Хасанов тянется к соседнему плакату, глаза чешутся, кажется, на них сейчас смотрит вся улица. Краем глаза видит суету, мельтешение машин, лица людей в перегаре улицы, выражений не видно, и от этого ещё страшнее.
Делает над собой усилие. Оглушительно хохочет и срывает плакат.
– Ты чего? – пугается Яно.
– Ничего, – Хасанов смеётся, бумажка отскакивает от носка его ботинка, спохватывается, поднимает её с земли и швыряет в урну. – Не знаю. Что-то поржать захотелось, знаешь? Давай помогай.
Вместе они очищают стену от рекламы. Остаются следы клея, клочки глянца, но всё нормально. Пусть знают господа депутаты, что их рожи здесь уже побывали – и они здесь не прижились.
Глава 3
С крыши общежития можно перекинуть мостик на крышу, собственно, универа. Первый корпус примыкает углом к общаге, разделяет их каких-то полтора метра пронзительной, отчаянной высоты и два низеньких
