травы. В свете фонарей паутина трепещет оранжевым светом, куда более ярким, чем цвет листьев, и даже сам паучара кажется светящейся лампочкой. Взбежав трусцой по ступенькам к обшарпанной двери, я с трудом проворачиваю ключ в тугом замке.
– Здрасьте! – кричу я в отворившийся проем. – Ваши хозяева прибыли!
Холл тускло освещен, тени ложатся на щербатую мозаику на полу. Тут две двери: в одну из них преграждает вход запечатленный на постере детина с мачете в руке (там живет Вул), в другую – криво нарисованный Голлум (обитель Тони). Все тут провоняло пиццей и чем-то вроде конопли. Обстановочка та еще, но, оборачиваясь к Биб, я стараюсь сохранить невинное выражение:
– Просто даю знать людям, что вы тут – вдруг они в непотребном виде.
Уоррен приближается к нам от машины, запаркованной через дорогу от дома, и она сразу рапортует ему:
– Он предупредил студентиков о том, что мы здесь.
– Свои люди – сочтемся, да, Саймон?
– Ну, когда-то и я был студентом. Не так уж и давно. Большое спасибо за то, что разрешили мне занять эту клетушку.
Смотрю, как супруги Хэллоран нога в ногу вышагивают через холл, оклеенный обоями в крупный листик, который кажется неуместным в здешней тесноте. Биб стучит в дверь Вула и сразу же пробует открыть, Уоррен проделывает то же самое с дверью Тони, но обе комнаты заперты. Биб включает свет в гостиной и одаривает меня хмурым взглядом. С чего бы, думаю я, ведь моя совесть чиста – в отличие от загаженного пегого ковра на полу. В любом случае весь этот мусор – комки газет, немытые тарелки, два фольговых контейнера с заплесневелыми пластиковыми вилочками, наполовину рассыпавшимися, босоножка со сломанным ремешком – не так уж сильно противоречит интерьеру, представленному разнообразными дряхлыми стульями, допотопным телевизором и пыльным видеомагнитофоном.
Биб собирает всё с пола и несет на кухню. В мусорном ведре, разумеется, нет места. И раковина забита до отказа.
– Ты вроде бы взрослый человек, Саймон, – жалуется она, вываливая свою ношу на стол между тарелок с присохшими заскорузлыми хлопьями. – Долго тут все это копилось?
Я бы сказал ей, где провел прошлую ночь, но Натали предпочла держать наши отношения под неким покровом недосказанности до тех пор, пока у меня не появится работа, которой мы могли бы гордиться. Храня молчание, я смотрю, как Уоррен забирает ведро, но Биб, расставляя посуду, разыгрывает такой раздражающий моноспектакль из вздохов и охов, что я вынужден вмешаться:
– Я не могу изображать хозяюшку при такой загрузке на работе.
– Студенты – точно такое же вложение средств, как и эти дома, – говорит Уоррен, затворяя за собой дверь черного хода. Ведро в его руке теперь пустое. – Инвестиции, которые мы все делаем.
– И как думаешь, Саймон, какую часть из этих инвестиций составляешь ты? – Биб протягивает мне тарелку, кивает: протри, мол.
Я кладу ее в шкафчик – несмотря на большое желание грохнуть об пол.
