говоря, в «Тайной вечере» Леонардо гораздо больше от сакральной храмовой живописи, чем от более поздней светской картины на евангельский сюжет.
Русские иконописцы середины – второй половины XVII в. использовали в качестве образцов столь свободные по трактовке сюжета западноевропейские гравюры (например, из знаменитой иллюстрированной Библии Пискатора[46]), по сравнению с которыми «Тайная вечеря» Леонардо да Винчи выглядит не просто архаично, а можно сказать – иконописно. С ее образностью несопоставимы их подчеркнуто объемные формы тел, динамичные, эффектные позы и жесты персонажей, а также мелкие детали быта (в «Тайной вечере» из Библии Пискатора на блюде – скелет съеденного агнца) (ил. 18). Кажется, такой художественный язык невозможно соединить с иконописью без ее полного обмирщения. И тем не менее русским мастерам удавалось полностью изменить весь образный строй западных гравюр-образцов. Так, в стенописи московской церкви Троицы в Никитниках, что в Китай-городе[47] натуралистичность, обычная для многих произведений западноевропейской церковной живописи этого времени «толстота плотская» (по выражению категорического противника западных влияний в иконе протопопа Аввакума)[48] исчезла, уступив место традиционным иконописным формам. От характерной для западных изображений объемности и, как следствие, ощущения тяжести, во фресках церкви Троицы, как и многих других церквей этого времени ничего не осталось. Фигуры во всех сюжетах росписи, даже с непривычными позами и жестами, – легкие, вытянутые, «неземные».
С другой стороны, и там, где акцент в изображениях ставился на их «живоподобии» (не только в приближении к натуральности лиц и фигур, но и объемности форм предметов, ощутимых элементах прямой перспективы, занимательности и детальности сюжета), не предполагался сознательный отход от средневековой церковной традиции. Наоборот, как пишет И. Л. Бусева-Давыдова: «Сближение сакральной истории с реальной, утверждение – и чувственное подтверждение в “живоподобных” изображениях – реальности сакрального вызывало у молящегося дотоле небывалый эмоциональный отклик»[49].
Но не меньшим, а, может быть, большим обмирщением, чем введение в образный строй иконы некоторых элементов западноевропейской церковной живописи, можно считать включение в XVII в. в православную систему церковной росписи огромного количества сюжетов. Дело в том, что эти сюжеты практически сливаются и делают нечитаемой – ни в отдельных сюжетах, ни тем более в целом – всю храмовую роспись как систему. Таковы фрески многих церквей Ярославля, Ростова, Костромы и т. д.[50] В них персонажи священной истории оказываются декоративными элементами, а вся роспись – своего рода декоративным ковром (ил. 16).
Вернемся вновь к «Тайной вечере» Леонардо да Винчи. Эмоциональная трактовка этого, одного из центральных событий Нового завета,
Библия лицевая, изданная Николаем Пискатором в 1674 году // Свято-Троицкая Сергиева лавра: официальный сайт. Режим доступа: http://old.stsl.ru/manuscripts/medium.php?col=2&manu script=370.2&pagefile=370.2-0001 (дата обращения 24.08.2016).
Овчинникова Е. С. Стенопись церкви Троицы // Ее же. Церковь Троицы в Никитниках: Памятник живописи и зодчества XVII века. М.: Искусство, 1970. С. 32–129.
Житие протопопа Аввакума им самим написанное и другие его сочинения. М.: Гослитиздат, 1960. С. 136.
Бусева-Давыдова И. Л. Культура и искусство в эпоху перемен. С. 160.
Брюсова В. Г. Русская живопись 17 века. М.: Искусство, 1984.С. 67-142. Цв. ил. 45–50.
