растёт поголовье гамбиек, они появляются то в подвалах домов, то во дворах; а главное их пространство – канализационные коллекторы. Опасны они не только людям, но экологии и сельскому хозяйству, потому что шеренга гамбиек сжирает на своём пути всё живое и мёртвое.
Пугливо вернувшись под рекламные лампочки, мы заинтересовались магазинчиком, открытым в такую поздноту. На витрине красовались телефоны и айпады известных марок с копеечными ценниками, а из-за прилавка улыбались разноцветные рожи уголовного разлива. На вопрос, где собирают эти фирменные прибамбасы, они искренне ответили, у нас в подвале! Это было в сердце самого престижного района, и нанесло очередной удар по придуманной Америке – ведь мы перекормлены сказками о стопроцентой институализации американского бизнеса и дикости нашего.
И тут, двигаясь к отелю, мы попали в ужас улиц, запруженных телами. Муж заметил, что даже в Калькутте на праздники, когда все покидают дома, народу меньше. Оказалось, это кусок 7-й Авеню и Таймс-сквера, самонадеянно присвоивший себе имя «перекрестка мира». На нём среди жуткого шума и дикого блеска рекламных лампочек навстречу друг другу пёрли две такие густые толпы, что мутило от запаха пота, смешанного с парфюмом.
Путешествие в подобном потоке ощущалось как принудительный группешник, организованный в горячем цеху – люди, вынужденно прижимаясь друг к другу, наступали на ноги, кричали и дышали в лицо. Наглая чёрная мамаша с малышом въехала сзади мне в кроссовку детской коляской так, что чуть не переломала задник. И кабы не кроссовка, сделала бы это с моими берцовыми костями, да ещё и гавкнула на незнакомом гортанном наречии.
Судя по одежде и боевой раскраске, она работала проституткой и для отмазки таскала ребёнка по Таймс-скверу. В толпе пестрели её коллеги с колясками, разодетые со всей мощью гарлемской эстетики, ведь тётку с коляской сложно замести за проституцию, а права крошечного ребёнка, которому пора спать в такую поздноту, полицию не интересовали.
Клиентов искали здесь не только проститутки – фильтруя поток, трудились стаи зазывал, ростовых кукол, рекламных ряженых, попрошаек, проповедников, мошенников и карманников. А тысячи открывших рот туристов разглядывали лампочки, рекламные вывески, экраны, табло и снимали этот мусор на фото и видео, словно перед ними Акрополь или Тадж Махал. Да ещё стояли в очереди к ни к чему не приставленной культовой Красной лестнице.
Мы продирались сквозь толпу: бритых наголо и с гривой по пояс, в ковбойских шляпах и в чёрных очках ночью, в спортивной одежде и в лохмотьях, в «военке» и в джинсе, в деловых костюмах и фраках, в блёстках и в домашних халатах, в бикини и в чадре, в кипах и фуражках, в ботфортах и в балетках, везущих чемоданы на колёсах и несущих рюкзаки, орущих в пристёгнутый микрофон телефона, анорексичных и клинически толстых, обкуренных и пьяных, жующих и пьющих на ходу.
Максимальное число лампочек сияло вокруг вывески Макдоналдса. Оформленный алой тканью вход подсвечивался
