«Новый путь», показывают в то же время дистанцированность автора писем от инициаторов и вдохновителей РФС: «Пойдет ли “Новый путь”? Теперешние его главари не догадываются, что его сила все же не в корпусе, а в протоколах» (С. 226); «Собрания, кажется, будут, а “Новый путь” под вопросом и по внутренним причинам: Перцов, [В. В.] Розанов и Кº> хотели бы сделать журнал исключительно религиозно-философским, но не могут выпереть Гиппиус-Мережковскую. Вот и хотят на год приостановить..…» (С. 234).
2. Процесс объединения ревнителей церковного обновления начался вне зависимости от революционных процессов. Прямым следствием революционных событий стали «знаменательные пастырские собрания с благословения М<итрополита> Антония и под предс<едательством> Еп. Константина» (С. 285). Эти собрания выявили еще ряд близких по духу священников (так, в письмах Аггеева в связи с первым пастырским собранием впервые упоминается имя свящ. Михаила Чельцова), но принципиальная новизна их была не в появлении круга единомышленников, а в появлении широкой церковной площадки, на которой могли теперь выступать эти единомышленники: «Но какой совершенно новый тон речей даже и у нас! – Свобода мнений. – Мы созваны, чтобы откровенно высказывать свои мнения и т. п., – вот что не раз слышалось в зале заседаний» (С. 286).
Группа «32-х» петербургских священников
В период первой русской революции 1905–1907 годов группа петербургских священников, известная под именем «32-х» (позднее – Союз и Братство ревнителей церковного обновления), выступила с рядом письменных документов и обращений, в которых говорилось о неотложной необходимости реформ в Русской церкви. Именно эти опубликованные и получившие широкую известность тексты конституировали новое объединение, определили его имя и статус в церковно-общественном пространстве.
По мнению С. Л. Фирсова, начало обсуждения вопроса о церковных реформах было инициировано светскими властями на фоне начинающейся революции 1905 года. По крайней мере, в 1905 г. в широких кругах столичного духовенства стало известно, что вопрос о церковной реформе активно обсуждается в государственных структурах с участием митр. Антония (под впечатлением «Кровавого воскресенья» митр. Антоний на специальной сессии просил Комитет Министров обсудить все возможности для созыва поместного собора)[93]. Джемс Каннингем также связывает церковные реформы с ситуацией внешнеполитической, с событиями Русско-японской войны и революции 1905 г.: «Россия на три года погрузилась в анархию, бедствия и восстания. Это был ее одиннадцатый час. Крик общества “А где была Церковь?!” сделал реформу еще более необходимой, чем когда бы то ни было»[94].
Однако уже предыстория движения ревнителей церковного обновления убеждает в том, что обновление церковной жизни было не только следствием внешней инициативы и сложившейся в России революционной ситуации, но и потребностью внутрицерковной жизни, а внешнеполитические события
Фирсов С. Л. Русская Церковь накануне перемен… С. 318.
Каннингем Дж. В. С надеждой на собор: Русское религиозное пробуждение начала века / Пер. с англ. прот. Георгия Сидоренко. London, 1990. С. 92.
